Её знали все. От местной дворняги с надорванным ухом, которую она гоняла по утрам, до важного и напыщенного бизнесмена из третьего подъезда. Баба Шура. И хоть собаки сторонились её метлы, вся округа уважала и почитала бабу Шуру.
Рабочий халат ярко-василькового цвета. Туго повязанная белая косынка на голове. Вечно серьёзный вид и две морщины над переносицей. В общем-то, это и всё, что можно было сказать о внешности бабы Шуры. Никто и нигде не видел её в другом наряде. По вечерам местная пацанва подкарауливала бабу Шуру у магазина, но той чудным образом удавалось прошмыгнуть мимо, и сколько ни бились ребята, никто так и не мог сказать, снимает она свою белую косынку и васильковый халат или ходит в них вечно.
Жители дома №34 по улице Ракетной вот уже который год просыпались под один и тот же звук. Усердное чирканье метлы по асфальту пробуждало всех, даже самых отъявленных сонь и ярко выраженных сов. Ритмично, в такт отдалённому шуму проезжающей электрички, баба Шура начинала мести двор. Как рано она вставала, это тоже никому не было известно. Молодая, но уже многодетная Оля, продавщица в магазине, утверждала, что баба Шура встает в шесть утра и уже в шесть пятнадцать начинает мести. Старик из пятого подъезда рассказывал, что уже в пять он слышит, как её тележка с мусором поскрипывает у его балкона. И сколько бы ни спорили жильцы дома, всё равно никому не удавалось встать раньше неё. Просыпаясь, все уже слышали бабы Шурину метлу.
Через пару часов весь двор блестел, и повсюду в уголках были заметны следы от её метлы. Сколько ей лет и как долго она работает дворничихой, тоже никто не знал. О возрасте даже не вспоминали. Старая она была, хоть и ни одной морщины на лице, только над переносицей. Всегда напряжённое и серьёзное лицо и укоризненный взгляд, направленный на нерях и курильщиков. Они её побаивались, и несладко приходилось тем, под чьим балконом баба Шура находила окурок.
Время шло, вырастали поколения, вчерашняя пацанва, караулившая бабу Шуру у магазина, уже воспитывала собственных детей, а она была все та же. Всё в той же идеально белой косынке, плотно завязанной на голове, и в васильковом халате.
Сменялись времена года, зима уступала место весне, а осень – лету. И в один из апрельских дней весь дом неожиданно проспал. Не слышно было метлы, не поскрипывали маленькие колёсики тележки. Баба Шура пропала. Уже новое поколение пацанов помчалось под её балкон – караулить. Покараулив день, так и ушли ни с чем.
В где-то через день на всех подъездах появились объявления, в которых предписывалось всем жильцам дома №34 сдать по пять гривен на нового дворника. Через день появился и он – с сизым носом, в чёрной футболке и в серых испачканных штанах.
Пенсионер с четвёртого этажа пошёл к управдому. Как так? Баба Шура, оказывается, всё убирала и чистила бесплатно не один десяток лет? А мы и не знали! И сама-то она где?
– Захворала, – ответила толстая управдомша и развела руками, – слегла. Говорит, не может больше убирать.
– А кто же ей оплачивал работу? – пенсионер продолжал терроризировать толстую тётку в гороховом платье.
– Да никто, дядя Федя, никто! Она живёт на свою пенсию. Детей нет у неё. И за работу не хотела брать, уж сколько я её просила.
– Как так? Дурная она, что ли? – дед Федор недоумённо пожал плечами.
– Метла и её тележка давали ей силы жить. Вот потому и мела она каждое утро. Тем и жила старуха, понимаешь, дядь Федя? Полезной хотела быть… – женщина тяжело вздохнула и отвернулось к окну. – Не протянет она долго без метлы, не протянет… – со слезой в голосе прошептало гороховое платье и открыло окно…
И вдруг они оба с недоумением и удивлением посмотрели друг на друга. С улицы доносилось ритмичное почиркивание метлы и тихий монотонный голос, не терпящий возражений. Баба Шура стояла у дороги и бурчала на окурки, валявшиеся на клумбе с тюльпанами.
– Стоило мне неделю похворать, и ты посмотри, что понаделали… – и снова весь дом услышал неспешное и уверенное чирканье метлы по асфальту.
Всё становилось на свои места. Дом оживал, жильцы с облегчением вздыхали.
Баба Шура на работе!
– Да чтоб я да ещё раз ступила на ваш порог!.. Не бывать этому никогда! – молодая невестка изо всех сил хлопнула дверью.
Спустившись с крыльца, чернобровая развернулась, погрозила в окно кулаком. Из окна молча выглядывала пепельная голова сухой старухи.
– Тьфу вам! – горячая невестка в порыве злости не сдерживала эмоций. Долго держала в себе. Прорвало. Сегодня кувшин терпения наполнился до краев и эмоции выплеснулись. Прямо на голову свекрухи.
Перебежав дорогу, Анна убавила шаг и уже не спеша зашла в свою калитку. Закрыв её на щеколду, направилась в просторный дом, стоящий на той же улице, что и маленькая хата свекрухи. Взволнованная, она вновь и вновь прокручивала в голове разговор со старой матерью мужа, как эта капризная, недоверчивая и озлоблённая карга с узкими глазками обвиняла её во всех смертных и бессмертных грехах.
– Ишь, чего выдумала! – кипятилась Анна. – Я, видишь ли, плохо ухаживаю за мужем. За сыночком её ненаглядным. Ну и забирай его себе, дура старая! – невестка снова выругалась и взялась месить тесто, поставленное с утра.
Но тесто, учуяв плохое настроение хозяйки, не поддавалось её рукам.
– Сговорились вы все, что ли?! – хозяйка бросила и это дело. Вышла во двор. Вспомнив, что на огороде уже давным-давно пора убирать свёклу, она, заправив подол, бойко начала выдёргивать корнеплоды и сбрасывать в кучу.
***
Свекруха смотрела в окно на большой дом, куда убежала горячая невестка. Медленно и долго вздыхая, она проклинала себя за свой несдержанный и острый язык.
Куда ж ты лезешь, старая? У ней своя семья, пусть и разбираются, не, умудрилась ещё и самую младшую невестку настроить против себя! И чего тебе не живётся? Всё же хорошо! Войны нет, семеро детей, все живы-здоровы, позаводили свои семьи. Живи да радуйся. Нет же. Ох, был бы здесь Петька, муж покойный, всё полегче было бы. Что ж ты погиб-то так не вовремя, когда самому малому сыну всего месяцок исполнился.
Глубокие морщины вдоль и поперёк избороздили тонкое лицо старухи. Полина была женщина хорошая, воспитала семерых, и никто не умер. Всех выходила. Старуха крепко призадумалась. С работами на поле за палочки в журнале чередовала воспитание спиногрызов. Тяжело было. Но справлялась. А сейчас что? Ноги уже не ходят. Несушек и то держать не может. А об огороде уже и речи нет. Картошку выкопать помогли. Буряк остался. Просить, что ли, кого-то? А кого ж допросишься? Сыновья все заняты на жатве. Трое на комбайнах, трое шофёрами, а один подался на заработки. И где он – никому неведомо…
