Клиффорд Гирц - Постфактум. Две страны, четыре десятилетия, один антрополог

Постфактум. Две страны, четыре десятилетия, один антрополог
Название: Постфактум. Две страны, четыре десятилетия, один антрополог
Автор:
Жанры: Антропология | Культурология | Социология | Книги по философии
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 2020
О чем книга "Постфактум. Две страны, четыре десятилетия, один антрополог"

Интеллектуальная автобиография одного из крупнейших культурных антропологов XX века, основателя так называемой символической, или «интерпретативной», антропологии. В основу книги лег многолетний опыт жизни и работы автора в двух городах – Паре (Индонезия) и Сефру (Марокко). За годы наблюдений изменились и эти страны, и мир в целом, и сам антрополог, и весь международный интеллектуальный контекст. Можно ли в таком случае найти исходную точку наблюдения, откуда видны эти многоуровневые изменения? Таким наблюдательным центром в книге становится фигура исследователя. Применяя к собственной жизни свой знаменитый метод «плотного описания», Гирц показывает, как частные и повседневные практики соотносятся с широким социальным и политическим контекстом, как упорядоченность и логичность событиям придает сам наблюдатель, постфактум выявляя и интерпретируя данные взаимосвязи. В результате книга о личном опыте изучения трансформаций в «развивающихся» странах Азии и Африки становится блестящим экскурсом в теорию и практику культурной антропологии, размышлением о возможностях и предназначении гуманитарных наук.

Бесплатно читать онлайн Постфактум. Две страны, четыре десятилетия, один антрополог


Посвящается Карен


1. Города

Доведись вам на протяжении примерно четырех десятилетий периодически погружаться с головой в жизнь двух провинциальных городов, один из которых представляет собой изгиб дороги в Юго-Восточной Азии, а другой – отдаленное поселение и перевалочный пункт в Северной Африке, полагаю, вам захотелось бы рассказать, что там изменилось за это время. Можно было бы сравнить тогда и сейчас, до и после, описать, какой была жизнь и какой она стала. Можно было бы написать повествование, историю о том, как одно привело к другому, а другое – к третьему: «а затем… а затем…». Можно было бы придумать показатели и описать тенденции: усиление индивидуализма, уменьшение религиозности, повышение уровня жизни, упадок нравственности. Можно было бы сочинить мемуары, взглянув на прошлое с высоты настоящего, чтобы вновь пережить его. Можно было бы выделить стадии – традиционность, модерн, постмодерн; феодализм, колониализм, независимость – и приписать их последовательности какую-то цель: устранившееся государство, железная клетка. Можно было бы описать трансформацию институтов, подвижных структур: семьи, рынка, государственной службы, школы. Можно было бы даже разработать модель, выявить процесс, выдвинуть теорию. Можно было бы начертить графики.

Проблема в том, что перемены более обширны и менее взаимосвязаны, чем кажется на первый взгляд. Конечно, два города изменились, во многих отношениях – поверхностно, в некоторых – кардинально. Но точно так же изменился антрополог. Как и дисциплина, в которой антрополог работает, интеллектуальная обстановка, в которой эта дисциплина существует, и моральные основания, на которых она строится. Изменились также страны, где находятся эти два города, и глобальный мир, частью которого эти страны являются. Изменились, почти у всех, представления о том, что значит жить. Это Гераклит в кубе, и даже хуже. Когда меняется все, от мелкого и конкретного до огромного и абстрактного, – объект исследования и окружающий его мир; исследователь и окружающий его мир; мир, окружающий их обоих, – кажется, что невозможно найти место, откуда видно, что и как изменилось.

Гераклитовский образ на самом деле ошибочен или как минимум обманчив. Время – данная разновидность времени: отчасти личное, отчасти профессиональное, отчасти политическое, отчасти (что бы это ни значило) философское – не течет подобно широкой реке, которая вбирает в себя притоки и направляется к конечному пункту назначения: морю или водопаду. Скорее его можно представить как множество больших и мелких ручьев, которые кружат на месте, петляют, иногда пересекаются, какое-то время текут вместе, вновь разбегаются. В его движении нет коротких и длинных циклов и интервалов, накладывающихся друг на друга и образующих сложную волну, которую способен факторизовать специалист по гармоническому анализу. Исследователь сталкивается не с историей или биографией, а с целым ворохом историй, роем биографий. Во всем этом есть некоторый порядок, но порядок порывистого ветра или уличного рынка – ничего, что можно измерить.

Поэтому следует довольствоваться завихрениями, слияниями и непостоянными связями – сгущающимися и рассеивающимися облаками. Рассказать единую историю или нарисовать обзорную картину невозможно. Но даже если бы они были возможны, никто – уж точно не тот, кто погружен в гущу событий подобно Фабрицио при Ватерлоо1, – не в силах создать их, ни в то время, ни после. Если мы ведем заметки и остаемся в живых, мы можем предлагать лишь ретроспективные объяснения связей между произошедшими событиями – фигуры, постфактум составленные из фрагментов.

Это простое наблюдение относительно того, что на самом деле происходит, когда кто-то пытается «придать смысл» знанию, добываемому из разнородных материалов, которые подворачиваются ему, когда он на ощупь пробирается сквозь стихийные драмы повседневного мира, поднимает ряд тревожных вопросов. Что произошло с объективностью? На чем основывается уверенность в правильности нашего понимания? Куда подевалась научность? Впрочем, может статься, что именно таким образом любое понимание (и, если верны дистрибутивные, восходящие модели мозга, сознание как таковое) идет по следу жизни. В основе и знания, и иллюзии лежит сбивчивое продвижение сквозь череду событий и последующее придумывание объяснений того, как они взаимосвязаны. Эти объяснения всегда выводятся из имеющихся представлений, подручного культурного инвентаря, который, как любой инвентарь, служит определенной задаче: стоимость прибавляется, а не извлекается. Если мы хотим прийти к объективности, правильности и научности, то нам не стоит притворяться, будто они не зависят от усилий по их созданию или разрушению.

Итак, для объяснения перемен, произошедших в моих городах, в моей профессии, в моем мире и во мне самом, мне не нужны сюжетное повествование, измерение, вспоминание или структурная прогрессия и определенно не нужны графики – хотя все это можно использовать (наравне с моделями и теориями), чтобы очертить рамки и определить предмет обсуждения. Нужно показать, каким образом конкретные события и уникальные случаи (встреча здесь, обстоятельство там) можно связать со множеством фактов и батареей интерпретаций, чтобы дать почувствовать, как обстоят, обстояли и, вероятно, будут обстоять дела. Кажется, Нортроп Фрай сказал, что миф описывает не то, что случилось, а то, что случается2. Такова во многом и наука (по крайней мере социальная наука), разве что ее описания претендуют на более твердые основания и здравые суждения и время от времени – на некоторую беспристрастность.

* * *

Я впервые оказался в Паре3, индонезийском городе в Юго-Восточной Азии, – районном центре, располагающемся в долине крупной реки Брантас на востоке центральной Явы, – в 1952 году. Прошло менее двух лет с того момента, как Королевство Нидерландов предоставило Республике Индонезии независимость после пяти лет периодических разрозненных столкновений. Я был в составе команды аспирантов, присланной из Гарварда, чтобы открыть эту часть отныне бесхозного мира для американской социальной науки. Нас было десятеро, включая мою тогдашнюю жену. Мы прибыли в Джакарту – после трех недель плавания из Роттердама (Гибралтар, Суэц, Коломбо, Сингапур – названия, полные романтики, которую они сейчас в значительной степени утратили) – на следующий день после первой попытки государственного переворота в истории нового государства. На улицах стояли танки, и политические гостиные столицы бурлили слухами, упованиями, разбитыми надеждами и фантазиями о новых заговорах.

Я впервые оказался в Сефру, марокканском городе в Северной Африке, – районном центре у подножия Среднего Атласа в тридцати километрах к югу от Феса, – в 1963 году, приехав с идеей организовать там, если получится, коллективное исследование иного рода. (В то время я был доцентом в Чикагском университете и полагал, что мое положение не сильно отличается от положения аспиранта.) Прошло около шести лет после окончания французского протектората, и Мухаммед V, харизматичный король-герой, вернувшийся из французской ссылки на Мадагаскар, чтобы возглавить общенациональное движение и привести свой народ к независимости, внезапно скончался после мелкой операции на носу. Его сын, тридцатидвухлетний Хасан II, решительный военный с репутацией плейбоя и любителя спортивных машин, эдакий марокканский принц Хел


С этой книгой читают
С точки зрения Гирца, этнография – это не «экспериментальная наука, занятая поисками закона», а наука «интерпретативная, занятая поисками значения». «Интерпретация культур» и насыщенное описание являются ответом на формализацию и математизацию антропологического исследования в «этнонауке, когнитивной антропологии, компонентном анализе», в которых описание представляет собой «этнографический алгоритм», приводящий к соединению «чрезмерного субъекти
Книга выдающегося бразильского антрополога, профессора Национального музея Бразилии при Федеральном университете Рио-де-Жанейро, Эдуарду Вивейруша де Кастру (р. 1951) «Каннибальские метафизики. Рубежи постструктурной антропологии» посвящена актуальным вопросам этнографии и современной философии. Переосмысляя классическую теорию свойства и жертвоприношения Клода Леви-Стросса, оказавшую значительное влияние на современную антропологию, автор предла
В сборнике представлены лучшие доклады, обсужденные на секциях XIII Межвузовской конференции молодых ученых по результатам исследований в области педагогики, психологии, социокультурной антропологии. Основная идея конференции – обмен опытом и результатами научно-исследовательской деятельности студентов, магистров, аспирантов и молодых ученых в смежных областях гуманитарного знания. В докладах обсуждались результаты собственных исследований молоды
Кто мы и почему мы такие? Что значит быть человеком? Марти Джопсон, научный эксперт и популяризатор науки, ищет ответы на эти вопросы, используя результаты последних исследований. В чем разница между нами и остальными приматами, продолжаем ли мы эволюционировать, как интернет заставляет нас забыть о воспитании – в этой книге вы найдете множество удивительных фактов, лежащих в основе человеческой жизни, причем как биологических, так и математическ
Труд «Раса, язык и культура» впервые издается на русском языке. В нем автор опровергает существовавшее в начале XX в. утверждение о существовании одаренных и менее одаренных рас; успехи и достижения рас, как и различия в их анатомических признаках, как полагал он, нельзя рассматривать как доказательство различия их умственных способностей. Ф. Боас делает вывод, что первобытный человек обладал всеми основными когнитивными способностями, которые об
Проза классического стиля. Книга о жизни чукотских и колымских Северов последней трети ХХ века. Возвращение в 1941 год, сегодняшний взгляд. Афганская и чеченская трагедии. Не забытая страна – рассказы об эпохе «застоя». Автор Сергей Смирнов. 530 стр.
Чарлиз – девушка без приданого, одна из многих, заполняющих ближние и дальние округи государств. Цель всей ее жизни – добиться признания в любимом увлечении. Но неожиданная встреча заставляет ее пересмотреть планы. У Чарли появляется шанс узнать свое истинное предназначение, получить ответы на первостепенные вопросы, над которыми задумывался каждый на земле. Сможет ли она ради этого отказаться от мечты и уехать на службу в столицу, изменив имя и 
Это альтернативная судьба Анны-Марии в Стиксе. Здесь иммунная главная героиня Маша попадает в Улей и оказывается не в тех руках.Оригинальный роман называется "S-T-I-K-S. Анна-Мария. Подарок системы"
Коллектив Альфа пытается спасти город от неизвестного преступника. Спасают Шпильку, а затем любимый город.