когда вы больны
и в шаге от смерти
вот что нужно сделать
найдите место встречи
перекресток
под звездами
путь к духовным знаниям
говорящий, что это – то самое место
действительно то самое место
с множеством уровней
ложитесь здесь
Энн Уолдман, «Хитрости феминизма»[1]
«Ищи три звезды, которые создают Пояс Ориона». Я сощурилась от света звезд, ведя пальцем вдоль линии инструкций, которые я написала в Книге теней – книге, куда ведьмы вносят свои любимые заклинания. В одиночестве, на перекрестке, в самом сердце пустыни Мохаве, – мой призыв был адресован созвездию Ориона. В ночи я пропела: AŌTH ABRAŌTH BASYM ISAK SABAŌTH IAŌ[2].
Меня обжег горячий порыв ветра с приграничных к Мехико земель. Свечи в лампадках зашипели и погасли. Я сжала в руке страницы блокнота, опасаясь, что они исчезнут в призрачных кустарниках, окружавших меня со всех сторон. Я появилась в пустыне, чтобы исполнить Безрассудный обряд, таинственный кусочек церемониальной магии, в котором ты провозглашаешь себя богоподобной. Ты можешь воззвать к богине Изиде, чтобы она вошла в тебя, ты говоришь ее голосом: «Я та, что заставляет молнии сверкать, а гром – греметь, я та, чьи капли пота падают на землю дождем, чтобы зародилась жизнь».
Я была здесь, потому что не хотела, не могла больше играть по правилам, сохранявшим положение вещей такими, какие они есть. С меня довольно. Довольно поражений.
Безрассудный обряд должен был стать для меня последним в цикле магических посвящений, начавшихся с самого моего рождения. Босиком и практически голая; платье из стопроцентного хлопка, в которое я облачалась во время одиноких ритуалов, хватало меня за ноги, словно волки в ночи. Я стояла под сводом возвышающихся, словно башня, красных камней, теплых на ощупь. Каждый из них был возрастом в миллион лет и по-прежнему излучал среди ночи солнечное тепло.
Колючие поля прыгающих кактусов[3], сверкающие в свете звезд, создавали море вокруг меня, желая выскочить из него и проткнуть мои босые ноги своими шипами. Это были опасные земли. Гремучие змеи и койоты прятались в непроглядных ежевичных зарослях.
Но куда больше меня беспокоили местные обитатели – испорченные метамфетамином молодые люди, мачо на чудовищных внедорожниках с мощными двигателями, завывающих от жажды крови в просторах пустыни.
Как и большинство девушек и женщин, ведьмы знакомы с демонами мира мужчин. Они преследуют нас повсюду. Даже в дикой пустыне мы не можем быть наедине со своими ритуалами. Незваная тень насилия падает на нас, и для многих даже ее отголоска – жизни с предупреждениями о том, что надо быть осторожным, скопления маленьких и больших обид – достаточно, чтобы удерживать нас дома, «в безопасности» под покровительством патриархальных богов.
Всякий раз, как я видела свет фар, скользящий вдоль горизонта, или слышала низкое рычание мотоциклов, отражавшееся от стен каньона, я боролась с желанием убежать и спрятаться. Но плохие парни, которые считали себя властелинами мира, не могли разлучить меня с моей магией. Я была там из-за принципа. Из-за убеждения, что можно создать такой мир, в котором мне хотелось бы жить. Мир, в котором ведьмы увеличивают свои силы в пустыне. Мир, где женщина может петь гимны Богине, находясь за много километров от цивилизации, и не беспокоиться, что на нее нападут.
Поэтому я читала нараспев заклинания и орошала красную почву возлияниями. И старалась не думать о том, что мне никогда не доводилось использовать свою магию против мужчин, у которых, уверена, имелось оружие. Я всегда придерживалась правила делать те вещи, которые пугали меня.
Посвящение – это начало, ритуал прохождения, церемония, которая знаменует собой в каком-то роде продвижение вперед, во взросление или новую форму знания. Во время моей церемонии посвящения в колдовство на мой тринадцатый день рождения мы с мамой сидели с мотком красной нити, связывая вместе наши запястья, в кругу матерей и дочерей нашей общины. Названная Ритуалом роз из-за розовых палочек, которыми матери слегка касались наших свежих юных щек, церемония проводилась для девушек-ведьм моего ковена, которые посвящали свои жизни Богине и друг другу. Мерцали красные свечи, и дыхание детей наполняло комнату, подсвеченную мерцанием красных свечей и украшенную букетами роз и гирляндами папоротника.
Женщины и девочки согревали ее словно угольки; мы были здесь, чтобы отметить нашу кровь, эту силу жизни, бежавшую по венам обратно к началу всей жизни на земле, дорогу, несущую нас вперед, в неизвестное будущее, которое мы должны создать себе самостоятельно. В ту ночь мы распевали имена наших матерей-основательниц, с того самого начала во мгле истории, которого нам только удавалось достичь.
Когда мы наконец произнесли имя моей матери и затем мое, мы воспользовались ножницами в качестве атама[4] – церемониального ножа, – чтобы перерезать красную нить пуповины, связывавшую нас вместе. Теперь я была сама себе хозяйка, свободная женщина, вольная птица. Чтобы отпраздновать это, мы отправились на прогулку в заросший пригородный парк. Полнолуние превратило меня и моих подружек в силуэты, когда мы вприпрыжку, смеясь, бежали сквозь заросли.
Это было посвящение лишь на словах: я все так же оставалась девочкой. И моя жизнь была готова взорваться. С тех пор я познала, что куда более настоящий процесс инициации, чем формальная церемония, совершенная над тобой старшими, – это настоящий ритуал, который жизнь создает лишь для тебя.
