Серое низко нависшее над землей небо походило на ватное одеяло. Под ним было необыкновенно тепло и уютно, несмотря на накрапывающий временами дождь. Где бы ты ни находился в такую погоду, казалось, что мир сжимается до размеров того места, где ты есть. Весь воздух будто пронизывается скукой. Скукой неопасной. Обыденной, ординарной скукой. Как скучают люди в дождливые дни, получая истинное удовольствие от вынужденного бездействия.
Я бродила вокруг полуразрушенного особняка. Заброшенный уже лет 100 он представлял собой странное зрелище. С дома кое-где обвалилась штукатурка. Крыльцо, поддерживаемое двумя греческими колоннами, выглядело почти новым. Что-то вроде башни было пристроено сбоку. У этого сооружения высотой в два этажа не было крыши. То ли так задумал архитектор, то ли так решило время. Часть окон на втором этаже была разбита, на первом же они вовсе отсутствовали. Я обогнула дом в поисках удачных фотографий. Пасмурная погода придавала снимкам какую-то пастельную мягкость.
Из-за угла выглядывала практически разрушенная хозяйственная постройка. Может быть, это была летняя кухня. Может быть, склад для нужных и ненужных вещей. Может быть, дом прислуги. А может быть, хозяева так и не успели найти ему применение. Построенный в середине 19 века дом потерял своих хозяев в революцию. Его забросили очень быстро. Он находился вдали от всех мало-мальски значимых центров, поэтому, когда из него забрали все сколько-нибудь ценное, он оказался забыт.
За спиной послышался шорох падающих камней. Я вздрогнула и обернулась.
– Извините, что напугал вас, – молодой человек спрыгнул вниз. – Я оттуда чуть не свалился. – Он махнул в сторону полуразрушенной стены.
– А зачем вы вообще туда полезли?
– Не знаю, – он пожал плечами и улыбнулся, отчего его лицо сразу стало каким-то нескладным: слишком большие глаза, слишком тонкие губы, слишком узкий подбородок. – Я уже все здесь обошел. Не понимаю, зачем надо было забираться в такую глушь.
– Я только что спросила у вас тоже самое, – усмехнулась я.
– Я хотел заранее посмотреть место съемок. Понимаете, пока я не увижу место действия, текст останется неживым. Куча бессмысленных слов, за которыми ничего нет. – Он заглянул мне в глаза.
Уже позже я заметила за ним привычку заглядывать в глаза, даже если говоривший на него не смотрел.
– Так вы актер?
– Да, – он немного смутился.
Было появившийся страх постепенно пропадал. С первой минуты его лицо действительно показалось мне знакомым, теперь это все объяснило.
– Меня зовут Глеб, – запоздало представился он. – Надеюсь, я вас не сильно напугал? Здесь такая глушь. Мертвая зона.
–Глушь, – согласилась я. – Зато красивые места. Почти нетронутые человеком. Меня Марина зовут. И ради этих мест я проехала 200км.
Мы медленно шли вдоль заросшей и почти обвалившейся от тяжести времени стены.
– Полюбоваться?
– Не совсем. Я фотограф. На мою голову у нашего редактора где-то здесь знакомая живет. Она и рассказала ему про это место. Даже прислала несколько фотографий. Он тогда и загорелся этими снимками. Теперь я их воплощаю в жизнь. Хотя, на самом деле, не люблю старые дома.
– Почему?
– В старых домах чувствуешь то, что в них происходило. Дома с историей, которую они расскажут, просишь ты или нет.
– Забавно, но это именно то, за что я люблю такие дома, – улыбнулся Глеб.
– Мне проще с новыми домами, – я пожала плечами. – Они чистый лист, tabula rasa. В них только ты со своей собственной историей, которую ты рассказываешь, и никто тебя не перебьет. Если она окажется достаточно увлекательной, то останется записанной на стены дома.
С неба упали несколько крупных капель.
– Черт, фотоаппарат, – я судорожно пыталась прикрыть камеру полой куртки.
– Пойдемте под крышу?
Мы успели забежать на крыльцо до того, как с неба хлынул сплошной водяной поток. Воздух мгновенно пропитался пряным запахом дождя.
– Интересно, можно попасть внутрь? – пробормотала я.
– Попробуем? – лукаво улыбнулся Глеб и дернул дверь, которая легко поддалась и открылась с сухим скрипом.
В нос ударил запах старости и сырости. Мы переглянулись и вошли внутрь. Там было темно, свет проникал только через открытую дверь. Повсюду валялся какой-то хлам: старые доски, обломки мебели, куски штукатурки. Кое-где слышался шорох падающих капель. Дырявая крыша уже почти не сдерживала потоки дождя.
– Удивительно, что здесь нет окон, – проговорил Глеб. – Странно как-то.
– И жутко, – согласилась я.
– Зато даже люк имеется, – удивленно протянул он.
Рисовать доктора было просто и приятно. Сам он внушал удивительное чувство надежности и нормальности, и его изображение получалось точным и правильным.
Портрет финансиста получался безликим и каким-то среднестатистическим. То ли он сам в действительности был таким, то ли таким казался мне.
Глеб открыл крышку люка и спрыгнул вниз.
– Идите сюда. «Здесь невысоко», —он протянул мне руку.
Мы очутились в квадрате света, падающего сверху. Глаза не привыкли к полумраку и все, что я могла разглядеть, был полусгнивший пол под ногами. Вдруг крышка с треском захлопнулась, мы очутились в кромешной тьме. Послышался глухой удар и какое-то шипение. Глаза резала боль, дыхание перехватило, я судорожно пыталась отбиться от рук, которые меня куда-то тащили. Сквозь слезившиеся глаза я смутно различила, что стало светлее, меня бросили на пол.
– Кто вы? Что вам нужно? – сквозь кашель пробормотала я, разглядев стоящую рядом фигуру с чем-то наподобие дубины в руках.
– Где ключи? – прошипел он.
Плохо понимая, что произошло, я выдохнула:
– Какие?
– От люка. Не разыгрывай дуру, – он замахнулся.
Кто-то остановил его руку.
– Хватит уже рукоприкладства. – Человек кивнул куда-то в сторону. – Если б вы ударили чуть сильнее, то проломили бы ему череп.
– Тогда били бы сами, гуманист наш, – огрызнулся первый. – Вам, кажется, еще не надоело здесь сидеть.
Я понемногу приходила в себя. Пока они пререкались, я успела оглядеться. Глеб сидел неподалеку, держась одной рукой за голову. Какая-то девушка совала ему под нос склянку, источающую удушливый запах нашатыря. Испуганным голосом она спросила:
– А он здесь не умрет?
– Кто знает, – пожал плечами мужчина. – От сотрясения – вряд ли.
Человек с дубиной оказался мужчиной лет 40-45, коренастым и немного полным. Второй был примерно одного с ним возраста и роста, но казался выше из-за более худощавого телосложения.
