ЧАСТЬПЕРВАЯ
I
Ласточки в этом году, прилетели раньше обычного времени и это не могло не радовать сердце горожан, погруженных в тревогу и печаль, из-за разгоревшейся в мире пандемии коронавируса и кажущегося ощущения большей ожидаемой тяжести предстоящего, чем в других странах мира.
В городе и по всей стране было введено чрезвычайное положение, а в ночные часы – комендантский час.
Выходить на улицу не рекомендовалось людям после шестидесяти лет, исключая случаев особой необходимости и походов в продуктовые магазины, аптеки и другие медицинские учреждения.
Подобные мероприятия особой необходимости были приняты почти по всем странам мира.
Удручающее положение осложнялось еще прокручиванием уголовных моментов прошлой жизни, словно предсказывающих неизбежность состоявшегося бытия.
Словно последние мгновения жизни, у людей вспыхивали в мозгах просветления, заставляющее хороших делаться лучшими, а плохих -худшими, хотя наш герой был глубоко убежден в том, что таких констант человеческих индивидов априори не существовало и таковыми, какими они являлись, делала их сама жизнь.
Уединившись каждый в свой мир и оглядываясь назад, на прожитую жизнь, люди, казалось, находили сейчас все больше нерешенных в ней вопросов.
Заново приходилось осмысливать и свое назначение в этой жизни. Перед фактами увеличенной смертности многое виделось и оценивалось совершенно по-иному.
Очередная очередь sms-сообщений перебила тяжкие мысли горожанина.
– Сандро, помнишь, я говорил тебе о первом и втором предупреждении гуманоидов инопланетных существ, высшего разума, которые предупреждали нас и призывали к мирной жизни и сосуществовании людей, а также к бережному отношению нашей планеты, видимо, их терпение наконец кончилось, и они решили проучить нас, – пришло сообщение от соседа.
– Помню, Зура, конечно же, помню, только что можно было изменить нам, – последовал мысленный ответ.
По телевизору мелькали страшные и ужасающие кадры о положении в разных странах мира, которые пестрели тысячами унесенных пандемией жизней.
– Ты меня больше не любишь? – выстрелило очередное обвинение со второго сообщения.
– С чего ты взяла, Теа? – последовал устный ответ.
– А почему тогда не писал мне так долго? – последовало второе сообщение, словно предугадывая ответ на первое!
– Привет, помню и все еще люблю.
– И все, так коротко и сухо?
– Так ведь разгоняется наша переписка, с малого до великого и космического, – выплыло ответное сообщение. – Что там у Вас, какое положение?
– Такое же почти, как и у Вас, будто бы не знаешь, сейчас же ведь телевидение всех стран об одном и том же трезвонит, даже скучно стало смотреть эти монотонные и однообразные, приводящие в ужас сознание людей теле- и радиопередачи.
– Нет, так ведь у вас-то вроде заграница, и должно быть лучше, хоть ненамного, чем у нас?
– Ага, – выплыл смайлик улыбки, – у нас этот вирус заграничный, – и вновь смайлик улыбки украсил конец смс-ки.
– На работу ходишь?
– Соизволили и возят.
– Ну и как служба?
– Получше и поинтереснее, должен сказать.
– Чего так?
– Народу меньше стало и больше времени для погружения в самого себя.
– Какими яркими вспышками озаряются все наши просчеты и ошибки жизни на краю пропасти, не правда?
– Да уж…
– Жалеешь?
– О чем?
– Будто бы не знаешь, о чем я спрашиваю?
– Теа, перестань, пожалуйста, а то опять будем заводить себя до истерики, зачем это нужно теперь, ведь ничего уже изменить нельзя.
– А для чего нужно было доводить себя и меня до такого состояния?
– Опять двадцать пять…, ты не устала прокручивать одну и ту же боль в наших сердцах и сознании.
Александр вспомнил выбивающие на клавиатуре строки стихотворения известного классика:
Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Вели тебя нарезом
По сердцу моему.
Последовала долгая пауза в переписке.
– Ты виноват во всем, ты нас бросил и отвернулся от нас.
– Здрасьте, с чего это? – последовало письменное возражение.
Переписку прервал неожиданный звонок по мобильному телефону.
– Александр, вы сегодня дежурите на объекте?
– Нет, батоно1 Бежан, Михаил, а я заступаю со следующей недели, – послышался ответ.
– Хорошо, я сейчас с ним свяжусь.
Сквозь закрытые окна с двойным остеклением, пронесся звук сирены скорой помощи, оставляя на них царапины зловещего напоминания, постоянно напоминая жителям города: «оставайтесь дома», «не выходите из дома без крайней необходимости и нужды».
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепости страстей,
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
– Последовало в ответ зловещее напоминание строк другого классика.
– Ага, а тебя спросить, так ты хромаешь по русскому, не плохая хромота.
– От тебя нужно было только одно, согласие, и я готова была здесь бросить все ради тебя и ради нашей любви, хорошую работу, приличную зарплату, согласна была даже родить тебе твою единственную и заветную мечту, твою девочку, а ты…? Ты отказался от всего и сам отвернулся от своего счастья.
– Зачем я нужен был тебе Теа, такой нищий, больной… – Александр стал наговаривать на себя кучу скверностей и негатива.
– Посуди сама, у тебя богатый, симпатичный, заботящийся о тебе муж. Я отдал тебя в лучшие руки, как заботливый отец, поступил бы со своим дитя, двенадцатилетняя разница в нашем возрасте, надеюсь, дает мне право так тебя называть?
– Ненавижу тебя, идиот, ты бы хоть меня удосужился бы спросить. Чего я желаю и чего нет? Удавлю тебя, сволочь такая бессердечная.
– Ты так упрекаешь меня, будто бы между нами что-то было?
– Лучше было бы, если и было. А та наша единственная и незабываемая встреча, ее тоже, по-твоему, не было? Ты бы видел свои глаза в то время, хотя бы в зеркале. Сколько любви и яркого света звезд выпрыгивали тогда из твоих глаз, в минуты нашего расставания.
– Я не видел их.
– Знаю, не видел и не чувствовал также всю глубину и силу нашего прощального поцелуя.
– Идиот, ты ведь все свое счастье держал в обеих руках и упустил все в одно мгновение, окончательно и бесповоротно. Не попадайся мне лучше на глаза, когда я приеду, удавлю тебя, как подлую собаку.
– Ага, спасибо тебе за все.
Теа не сдержалась, чтобы не послать короткое голосовое сообщение, обрушив на собеседника шквал пакостей и обвинений.
– Не понимаю, чем ты не довольна? У тебя ведь есть почти все, что нужно человеку для земного счастья, отец живой и здоровый, богатый и приличный муж. Дочь и ее семья на родине, скоро бабушкой станешь, процветающая заграничная страна с счастливыми горожанами. А мне в упрек и в обвинение ставишь мой отказ от тебя, от желания покинуть мою бедную и многострадальную родину. Не могу я жить на чужбине. Не могу и все, и пусть я буду последней сволочью в твоих глазах ради этого, пусть.
