Внизу, в дежурке, кто-то нажал кнопку громкой связи. Некоторое время он собирался с мыслями, и казалось, что за дверью, в темноте коридора, дышит большое, грузное животное. Затем искаженный динамиками голос дежурного вспорол сырую тишину: «Дежурный оперуполномоченный, спуститься в дежурную часть! Повторяю, дежурный оперуполномоченный…»
Антон резко открыл глаза и рывком сел. Ныла спина: несмотря на подстеленную куртку, стулья оставались неимоверно жесткими. Он посмотрел на часы: четверть второго. Всего сорок минут похожего на бред сна. Еле-еле тлел рефлектор. От окна тянуло ноябрьской ночью.
«Дежурный оперуполномоченный, срочно…»
Антон снял трубку и набрал номер.
– Михалыч, чего, телефона, что ли, нет? Ты меня так заикой сделаешь. Что у вас там?..
– Челышев! Ты давай спускайся, а не разговаривай! – ревела трубка. Дежурный по отделению подполковник Шалыгин тихо разговаривать не умел. – У нас труп на Фонтанке, одиннадцать. Главк уже выехал!!! Давай, машина ждет!
– Иду! – Антон выдернул из розетки рефлектор, взял папку с бумагами и вышел в пустой темный коридор.
Подходя к лестнице, он вытащил папиросу и прикурил. Горький, колючий дым потек в легкие, унося последние обрывки бреда. «Опять так нудно ломит затылок. Что же я видел во сне? Не помню… Неужели снова… К черту!»
* * *
На въезде во двор уазик подбросило, и Антону на секунду показалось, что фары уперлись в черное питерское небо. Машина взревела и остановилась у низкой кривой двери. «Черный ход», – автоматически отметил он, вылезая под непрерывно идущий мокрый снег. Уазик со скрипом тронулся и начал разворачиваться в сторону выезда. У дальней стены угадывался микроавтобус с красным крестом. «Из главка просто море народу», – подумал Антон и толкнул дверь. На лестнице было непроглядно темно. Дверь за спиной захлопнулась. Пахло затхлостью, мочой, потом и блевотиной. Где-то наверху слышались какая-то возня и приглушенные голоса. Он осторожно нащупал перила и начал подниматься, проклиная себя за то, что снова не купил с зарплаты фонарик. Перспектива прыгать вокруг трупа с зажигалкой не радовала. На третьем этаже в грудь внезапно уперся луч света.
– Вот и розыск проснулся. – У участкового Шестобока лицо было довольным и жизнерадостным, граммов этак на сто пятьдесят. – Чего тебя-то подняли?
Антон пожал плечами:
– Спроси Шалыгина. А что, не криминал?
– Аб-абсолютный не криминал, – рыгнул Шестобок и посветил фонариком вверх по лестнице.
«Двести», – заключил Антон и посмотрел вслед за лучом.
Полуголый мужик лежал посреди следующего пролета. Рядом валялись грязная куртка-варенка и еще какие-то шмотки. Худой, сутулый врач в несвежем халате меланхолично курил, прислонившись к перилам, второй, похожий на молодого боксера, крутил в своих ладонях голову мужика, настойчиво твердя: «Зовут тебя как? А? Как зовут?»
Неожиданно в груди у «трупа» что-то булькнуло, и сдавленный голос просипел:
– Вова.
Антон раздраженно выругался:
– Пьяный?
– Скорее вколол себе что-то не то. – «Боксер» оставил в покое голову мужика. – Вон шприц валяется, жгут под батареей, а алкоголем от него не пахнет. – Он еще раз наклонился. – Не, не пахнет.
– В трезвак, значит, не возьмут! – резонно заметил Шестобок. – В «аквариум» тоже; нельзя: вдруг помрет. Значит, в больницу. У него же отравление? Правильно?
«Сутулый» выбросил сигарету и посмотрел на своего молодого напарника с плохоскрываемым раздражением. Везти грязного наркомана в больницу ему явно не хотелось.
– Вещи его мы забирать не будем, – сказал он наконец неприятно высоким голосом, – там, в сумке, ценности какие-то, по вашей части. Мне за них отвечать на хрен не надо.
«Боксер» тем временем подхватил мужика под мышки и, не церемонясь, поволок вниз по лестнице. «Сутулый» наклонился, поднял куртку, демонстративно вывернул все карманы и молча двинулся вслед за ним.
– Ур-р-роды, блин! – прогудел Шестобок негромко, отклеиваясь от перил. – Я тебе еще нужен?
Антон молча покачал головой и подошел к закопченному окну. Снег перешел в дождь, тонкие струи которого черными штрихами извивались на фоне единственного окна, горящего на противоположной стороне двора.
– Ну я тогда пошел, а то у меня еще заявки там, еще… – Шестобок махнул рукой. – Счастливо оставаться, не перетруждайся.
«Ага, сейчас, целая бочка заявок, – подумал Антон, – точнее, полная бутылка заявок». А вслух сказал:
– Бывай.
От поиска понятых в третьем часу ночи для осмотра сумки и изъятия пустого шприца он отказался сразу и безоговорочно. Для этой цели существовал «Твикс» – парочка бомжей, живших на чердаке РУВД за мытье полов и освобождение кабинетов от пустой посуды, которые за бутылку пива готовы были подписать признание в убийстве Кеннеди. «Ценностями», по выражению сутулого врача, были находившиеся в сумке две пары дешевых серег, разорванная серебряная цепочка с кулоном и обручальное кольцо. Видимо, любитель кайфа промышлял гоп-стопом, скорее всего, беззаявочным. Документов в сумке не было, зато имелся супербестселлер про Бесноватого, зачитанный до дыр. Осмотр занял не более пятнадцати минут. Антон закинул сумку с изъятым имуществом на плечо и, закуривая, прикинул, что лучше – ломиться в какую-нибудь квартиру с просьбой позвонить или идти пешком, что равносильно форсированию Фонтанки вплавь. Опять тупо заныл затылок.
Замок лязгнул так неожиданно, что он выронил изо рта папиросу. На площадке пролетом ниже появилась ленточка света, которая превратилась в прямоугольник, в нем возник женский силуэт в бордовом халате. Вспыхнул огонек зажигалки. Антон кашлянул предупредительно и медленно стал спускаться. Против его ожидания женщина не испугалась, а, не меняя позы, встретила его долгим взглядом прищуренных глаз. Ей было около сорока, у нее были длинная красивая шея и пышные, собранные в «конский хвост» темные волосы.
– Его увезли? – спросила она мягким голосом, затягиваясь сигаретой.
– Да. А это вы вызывали? – догадался Антон. Она кивнула. – Он жив. Просто наркоман.
– А я так испугалась. Вышла покурить, а он лежит. – Ее сигарета догорела почти до фильтра. – У меня соседка астматичка… а все равно не могу заставить себя не курить поздно. Страшно, но курить хочется.
– И часто вам не спится?
– А вам?
– Каждый раз, когда дежурю, – Антон поморщился от головной боли. – Можно от вас позвонить?
– Конечно, – она посторонилась, пропуская его, – и извините за глупые вопросы, просто книгу читала хорошую, вот и настроение такое.
Кухня, куда вела входная дверь, была чистой и аккуратной. Два холодильника, два пенала, два стола. Один – наполненный старушечьим духом: чугунный утюг, сковороды эпохи опричнины, банки с соленьями. Другой – покрытый розовой салфеткой, с искусственными тюльпанами в глиняной вазе. Початая бутылка ликера «Шартрез», рюмка на высокой ножке, у телефона книга Мопассана. Антон машинально бросил взгляд на вешалку на стене: никаких следов мужчины. Он набрал номер телефона дежурки.
