Когда Лёня с мамой приехали в город, лил дождь. И это накануне Нового года! Узкие улочки петляли от автовокзала вниз к морю. Великаны кипарисы сердито покачивались над невысокими домиками. Домики были простенькими, светлыми. Они лепились друг к другу, казалось, склеивались многочисленными балкончиками и пристройками. Летом, наверно, тут не протолкнуться от отдыхающих, а зимой пусто, холодно, неприятно. От ливня горы за спиной почти не виды. А ведь они совсем рядом. Автобус два часа карабкался, преодолевал перевалы.
Выбравшись из тёплого автобуса, мама забежала в здание вокзала, вытащила из чемодана дождевик – безразмерный страшный зелёный пакет и заставила Лёню надеть этот кошмар поверх куртки. Сама раскрыла зонтик, сверилась с распечаткой карты и уверенным шагом выбралась под дождь. Теперь они шли пор улице. Чемоданные колёса глухо стучали на стыках тротуарной плитки.
Лёня пыхтел, тащил сумку вслед за хрупкой маминой фигуркой. В свои одиннадцать лет он почти догнал её в росте и смотрелся не по годам взрослым. Поэтому старался не ныть, пусть очень хотелось. Ледяной дождь брызгал в лицо, от ветра и холода стыли пальцы.
У обочины остановилась машина. Из неё выскочил дедок с пушистыми усищами.
– Дарья Владимировна?
– Да, – мама остановилась, отпустила ручку чемодана, спрятала руку в карман пальто отогреваться.
– Я уж решил, передумали приезжать. Вы трубку не брали. А потом я перезвонил на вокзал…
– В пробке три часа простояли, – пожаловалась мама, вручая чемодан дедку и забираясь в тепло машины. – Ещё и телефон разрядился.
Она произнесла это нарочито громко с укором в голосе. Разве он, Лёня, виноват, что она забыла зарядное устройство? А он всю ночь не спал. Как можно спать в автобусах? Когда вокруг ночь, когда пассажиры храпят-сопят, а с неба смотрит полная луна и сыплет золотые искры в лужи вдоль дорог. Он смотрел-смотрел в окно, а когда надоело, стал играть, разрядил телефон.
– Воздухом дышать морским? – интересовался дедок, забирая сумку из лёнькиных рук и пряча её в багажник. Мальчик уселся рядом с мамой, послушно пристегнулся.
– Отдыхать, – соврала мама.
– Ясно, – вздохнул дед.
Машина покатила по улочкам. Мальчик приник к стеклу. Городок ему не нравился. Ненарядный, мокрый, совсем не новогодний. Этой зимой хотелось праздника как никогда прежде. Белого снега, ёлки, подарков.
Пока машина ехала, Лёня представлял себе снежных человечков, о которых когда-то рассказывала бабушка. Маленьких смешных карапузов в пушистых шубах, в остроконечных шапочках с кисточками. Они спускаются с неба вместе со снежинками. У них за плечами ранцы со снежной краской. Они раскрашивают стёкла, дома, деревья праздничными узорами. Они строят ледяные мосты через лужи. Мальчик знал, что никаких снежных человечков нет, но с тех пор, как бабушки не стало, нет-нет, да и вспоминал её сказки.
После бабушкиной смерти всё в Лёниной жизни испортилось. Учиться расхотелось. Мама уволилась с работы, рассорилась с папой. А потом заявила, что ей нужно «взбодриться», собрала чемодан и поехала сюда. Писать кулинарную книгу.
Машина остановилась у высокого зелёного забора, за которым дрожали на ветру чёрные ветви, будто паучьи лапы. За ними поднимался дом из серого кирпича, балкон с кованной решеткой. А на покатой крыше крутился флюгер. Да не обычный кораблик, каких здесь много. А ладья с вёслами. Как на картинке в книге мифов древней Греции. Мальчик невольно улыбнулся, вспоминая любимые истории.
– Проходите-проходите, – засуетился дедок. – Робинзон на цепи.
– Странное имя для собаки, – мама первой вошла во двор, поднялась на высокое крыльцо открытой террасы.
– О, его сосед с камней в море снял. Как щенка туда занесло? Дурные люди забросили или сам заплыл по глупости, кто теперь узнает.
За домом в подтверждение его слов тявкнул пёс. Лёне не хотелось знакомиться с Робинзоном. Хотелось есть, спать, а ещё больше – вернуться домой. Там хотя бы зима настоящая, снежная.
– Ваш вход слева, – дедок прошел по террасе и отпер выкрашенную бледно зелёной краской дверь, занёс внутрь чемодан и сумку. – Располагайтесь. Кухня и гостиная на первом этаже, спальни на втором. Нужно что, я через стенку.
– Благодарю, – мама кивнула и вошла внутрь.
Лёня поплёлся следом.
– Да-а, на фото это выглядело грандиозней, – признала мама. – Лёнька, не раздевайся. Пойдём искать кафе или столовую. Заодно продуктов прикупим на ужин и завтрак.
И они пошли. Дождь набирал силу. Казалось, от неба к земле протянулись водяные канаты. Нет, струны. И они пели. Мелодия звучала грозно, величественно. Так звучит оркестр с хором. А хор то-тут откуда?
Мать с сыном свернули в переулок, прошли квартал и обнаружили хор. Точнее ХОР. Гудели волны, беснующиеся, грохочущие у подножия высокой набережной. Они были тёмными, почти чёрными с грязно-серой пеной на высоких гребнях, опасными. Мама остановилась, вглядываясь в неспокойную даль, а потом неожиданно сложила зонт, раскинула руки в стороны и замерла, словно готовясь взлететь навстречу буре.
Лёня поёжился. Капюшон дождевика норовил наползти на глаза. Взлетать никуда не хотелось.
– Пошли есть, – он поторопил маму.
– Весь в отца, – проворчала она, раскрывая зонтик. – Ничего волшебного в жизни не видишь.
Он видел, но молчал. Бабушка тоже видела. Мама знала, но избегала говорить о ней. Будто не было. Почти не плакала на людях. Лёня понимал, молчал.
