Глава первая,
в которой молодой юноша по имени Руш отправляется в столицу хлопотать об отце, а государыня Касия проявляет милость к вовлеченным в мятеж
В первый год правления государя Инана в провинции Харайн жил юноша по имени Руш. Рушу был тогда двадцать один год: он был весьма пригож собой. Глаза у него были синие, как лепестки лилии, волосы белокурые и немного вьющиеся, а брови красотой напоминали лист гиацинта, изогнувшийся под каплями росы. Девицы и замужние женщины на него заглядывались, но сам он был человек неопытный в искусстве сажать свою кочерыжку.
В то самое время, с которого мы начинаем рассказ, произошел мятеж Харсомы и Баршарга. Отца Руша, окружного инспектора и большого врага наместника Харайна, объявили одним из заговорщиков. В тот же вечер хотели арестовать и Руша, но он как раз был на вечеринке с сыном судьи, и судья велел отложить арест, дабы не бросать тень на сына, а затем как-то запамятовал. Вскоре отца Руша сослали в каменоломни, и Руш, верный предписаниям долга, поехал в столицу хлопотать о помиловании.
В столице Руш совсем отощал. Денег у него было мало, а связей и вовсе не было. Государю Инану исполнилось тогда семь лет от роду. Все говорили, что государь Инан и мать его государыня Касия весьма гневаются на мятежников и пощады никому не будет. Руш мечтал подать личную жалобу государю, но оказалось, что это не так-то просто. Каждый день Руш ходил к судебной управе мимо Серединной Площади, и каждый день на Серединной Площади толпа смотрела, как кому-то рубят голову.
Поселился он на постоялом дворе за городскими воротами, где дешевле, и каждый день, как только открывали ворота, уходил в город, а в сумерки возвращался. Можно сказать, только эту дорогу в столице и знал: из постоялого двора в Верхний город, а там – от управы к управе.
Руш был юноша доверчивый и ласковый, и рассказывал хозяину постоялого двора все о своих несчастьях. Так уж случилось, что эти частые жалобы навели хозяина на дурные мысли, и тот решил донести на постояльца парчовым курткам, дабы завладеть всем добром юноши, которого, по правде говоря, было меньше мышиного зернышка.
И вот как-то к концу дня Руш возвращается на постоялый двор, – только миновал ворота, а навстречу ему бежит хозяйская дочка, сует в руку узелок с башмаками и связку монет, и шепчет:
– Бегите! В дом пришли парчовые куртки, а ищут – вас!
Все-таки хозяин не совсем потерял совесть, и потом он боялся, что юношу оправдают.
Руш заметался по всяким дворикам и рощицам, а затем выбежал на какую-то дорогу, обсаженную магнолиями с большими листьями, по форме похожими на утятницы. Светлый день кончился, на небе засияли звезды, словно кто-то прибил серебряными гвоздиками черный бархат к гробу, в котором схоронили солнце. За речкой защелкали соловьи.
Рушу совсем было некуда идти, и он брел себе по дороге, сворачивая то влево, то вправо. Западные предместья остались далеко позади, дорога шла меж деревьев и полей, и Рушу ужасно хотелось спать и есть. Вдруг впереди Руш заметил будто городскую стену, а рядом – небольшой храм. Руш подумал: «Если я постучусь в ворота храма, меня схватят и выдадут властям, а если я тихонько перелезу через стену, кто знает? Может быть, благочестивые горожане оставили здешнему богу немного еды, и он поделится со мной трапезой».
К чему много слов?
Юноша перелез через белую ограду и вошел в кумирню. Место было необыкновенно чистым, ухоженным. Бог восседал на алтаре, исполненном в виде серебряной птицы, а позади алтаря была деревянная перегородка, за которой совершались возлияния. Перед богом, на свежей веревке, висела ивовая корзинка, и в ней лежала лепешка. Посреди зала был маленький бассейн, а над ним – отверстие в крыше. Сбоку от бассейна стоял куст «плакучей ножки», весь покрытый мелкими белыми цветами.
Руш взял лепешку и начал жадно есть. Потом он напился из бассейна, забрался за перегородку и крепко заснул: и пусть он пока спит.
В полночь у дверей послышались голоса, замелькали факелы, и в храм, смеясь и разговаривая, впорхнул десяток женщин. В середине очаровательной стайки служанок шла молодая госпожа, бесспорно превосходившая своих спутниц изяществом лица и осанки. У нее было удивительно правильное лицо с высоким лбом, изящно очерченными скулами и темными глазами цвета малахита. Кожа ее сияла, как лепесток лотоса, обрызганный росой, сияет под утренними лучами, и ее длинные черные волосы были уложены в сложную прическу и закреплены на голове двумя черепаховыми шпильками.
Она была одета в белую юбку, вышитую по подолу узором из уточек, резвящихся на лугу, и белую же парчовую кофту, затканную узором из астр и магнолий и перехваченную красным поясом со вставками из гранатов и сердолика. Из-под подола юбки виднелись маленькие ножки в красных замшевых башмачках с круглым узором на мыске.
Женщины совершили возлияния, а потом начали смеяться и шутить. Минуты шли за минутами. Дамы раскраснелись, от вина и внесенных жаровен им стало жарко. Госпожа оглянулась, заметила перегородку за алтарем и велела ее сломать, чтобы в зале стало больше воздуха.
Не прошло и мгновения, как приказание ее было исполнено, и Руш, спавший доселе непробудным сном, вскочил на ноги от яркого света и женских голосов. Женщины испуганно закричали: подбежало несколько слуг, явно евнухов, и схватили юношу за локти.
– Ты как сюда попал? – строго спросила прелестная госпожа.
Делать нечего! Руш стал рассказывать все, как оно было.
– Ах, сударыня, он, верно, врет, – сказала одна из служанок. – Мыслимое ли дело, чтобы наместник Харайна обвинил невинного человека? Я думаю, отец его бунтовщик, и он тоже.
Старшая же госпожа, выслушав бесхитростный рассказ Руша, опечалилась и произнесла:
– Ах, сударь! В этом храме похоронен мой отец, и я сострадаю вашему горю всей душой. Но что значат чувства человека по сравнению с долгом? Так что, если есть приказ вас арестовать, я, конечно, прикажу своим слугам отвести вас в управу.
Юноша повесил голову и сказал:
– Госпожа, у меня к вам только одна просьба! Здесь так много вкусных вещей, а я вот уже день ничего не ел, да и перед этим два месяца жил впроголодь – не согласитесь ли вы меня накормить, а утром препроводить в управу? Вы бы исполнили свой долг перед государем и совершили бы доброе дело, воздаяние за которое приходит еще в этой жизни.
Тут женщина улыбнулась и велела накормить юношу. Руш, несмотря на то что был голоден, ел аккуратно, так что приятно было на него посмотреть. Женщина несколько раз украдкой бросала на него игривый взор, а он и вовсе не отрывал глаз от красавицы, и то краснел, то бледнел. Вновь наполнились вином кубки, послышались песни и шутки. Выяснилось, что молодой человек не только прекрасно поет и играет, но и обладает тонким умением подобрать строфу к строфе.
