Фёдор стоял в какой-то прострации на углу тротуаров и несколько секунд не мог сдвинуться с места. Отсутствие планов на день угнетало, и, чтобы не впасть в уныние, он выбрался в центр Питера.
«Надо хоть чем-то заняться», – подумал он и решил хоть куда-нибудь поехать. Вроде как и при деле. Прохожие на оживленной улице то и дело задевали его ненароком, но он не замечал этого, полностью поглощенный дилеммой – сесть в автобус или поехать в метро. Зелёный на переходе не горел, да и автобуса не видно. Солнце давило в затылок, а андеграунд был совсем рядом, всасывая и всасывая в своё чрево бесконечный поток пешеходов. Совсем не сообразуясь с экономией времени, он нырнул туда же, сразу почувствовав облегчение.
Радовали прохлада подземного вестибюля и возможность ни о чем не думать на сто раз пройденном маршруте. Казалось, думал не он, а кто-то за него. А он-то знал, чем сейчас займётся. Так часто бывало, если не надо было куда-то спешить и не давили будничные проблемы.
Питерские эскалаторы весьма хороши тем, что они длинные и едут не быстро. А, значит, можно всмотреться в лица людей. Поглазеть – попросту. Особенно на женщин. Вроде как и не бестактно, и в то же время можно глаз не отводить. Всего несколько мгновений – и мы разъедемся навсегда. Особенно радовали редкие в последние годы высокие причёски. Декольтированные платья, обтягивающие блузки. Отчего бы и не помечтать. Поиграть в своеобразную игру-лотерею. Выбрать цифру и начать отсчёт встреченных женщин, а потом представить, что выпавший номер мог бы быть твоим и порадоваться маленькой победе, либо тихонько хмыкнуть от своей самонадеянности. Эта невинная забава помогала убить время, не заставляя жалеть о его потере при подъёме, и оправдывала упущенную возможность сбежать по ступенькам вниз. Женщины представали не во всей своей красе, видимые чуть больше, чем наполовину. Зато, когда едем вниз – видим грудь. Поднимаясь вверх – любуемся изящными коленками, а уж воображение дорисует всё, что выше. Ножки – это отдельное представление. Это ещё впереди….
Пройдя несколько арочных пролётов по платформе, Фёдор выбрал позицию поближе к привлекательной молодице. Увлечённая разговором, она вряд ли обратит внимание на его мимолётные взгляды. Наконец, подавляя нарастающим визгом все звуки на платформе, прибыл поезд метро, и можно было с облегчением упасть на свободное место. Теперь предстояла следующая серия. Вагон быстро заполнялся пассажирами, по большей части – молодежью, и что ещё лучше, красивыми девушками. Парад коленочек, лодыжечек, пальчиков; всего того, чего так не доставало для полноты прекрасной картины, пока внимание было сосредоточено на других частях женских тел в предыдущие десять минут.
Не являясь апологетом какого-то конкретного музыкального направления, он слушал музыку по настроению. От кантри до Вагнера. При особо хорошем расположении духа он мог и сам насвистывать, например, арию Тореадора из оперы «Кармен». Но сегодня была совсем другая тема. «Пятьдесят оттенков серого» будоражили воображение. А вокруг столько соблазнов!
Хорошая штука – метро…. Никаких обязательств. Не надо доказывать кому-то свою состоятельность. Это не поезд дальнего следования. Там вольно-невольно, а знакомишься. Тут же, мысленный онанизм остаётся без осуждений и последствий. Фёдору никогда не приходило в голову, посидеть в скверике на скамеечке с такой же целью – рассматривать проходящих мимо женщин. Долго не выдержать. Здесь же, едешь – вроде, и делом занят, и удовольствие получаешь.
Однако произошло то, чего Федька хотел бы меньше всего. Откуда-то вдруг нарисовалась бабка в мрачной одежде невнятных цветов и покроя. Она ещё только вошла в вагон и встала у поручня, держась одной рукой за него, а другой за ручку сумки на колёсиках. Чёрт возьми! Бабке никто не уступает место, да вроде и нет откровенно сидящих и пышущих здоровьем молодых пацанчиков.
На следующей остановке ей пришлось пройти вглубь вагона, и вот она уже оказывается по диагонали от его колен. Фёдор злится на эту бабку. За то, что нарушила его прекрасную идиллию и бесцеремонно вторглась в эстетическое любование прекрасным полом. За то, что, как ему кажется, другие думают, а какого хрена он не встаёт. Внутренний поиск оправданий услужливо предложил версию – он тоже заплатил за билет полную цену, без льгот и скидок. Что бы ей сейчас не развернуться и направиться в противоположную сторону вагона, и там есть те, кто мог бы уступить ей место. Эта диагональ между ними, – последний рубеж его совести, скукожившейся за многие годы цинизма, навязанного жизнью.
Всего-то полметра, однако, не напротив! Вот тогда я бы уступил – подумал он, и продолжал напряжённо ждать следующей станции. – Вообще-то она не такая уж и старая, подумал он, глядя уже без того захватывающего интереса на коленку сидящей напротив девчонки. Прикидываться спящим было уже поздно.
Непредвиденная остановка безопасности среди тоннеля, не доезжая станции, между станциями, вызывает немое проклятие. Метро, ещё недавно бывшее прибежищем умиротворения, незаслуженно обругано. – Лучше бы я раньше встал. Теперь это совсем будет глупо выглядеть. Ладно бы выходить сейчас, ан нет – только через одну. Чего же я обозлился именно на эту бабку? Что здесь не так? Мало ли уступал раньше? Скорее всего – это выражение лица. Не вызывает оно сострадания, часто возникающего к пожилым людям. Веет от бабки даже какой-то холодностью и злобой. Мысли у неё, чувствуется, недобрые.
Наконец поезд приближается к остановке, и всё остаётся по-прежнему. Но только теперь Фёдор вскакивает, и коротко, и холодно бросив: «Садитесь, мне выходить», – проталкивается к двери. – «Спасибо, мне скоро тоже», – доносится уже в спину. – «Эх, забыть бы это поскорей!» – думает он, быстрее стараясь подняться наверх. – «Напридумывал же грехов этой бабке в оправдание собственной лени».
Какое провидение заставило его выйти именно здесь?! У этой станции метро есть выход для грешников – прямо к Владимирскому собору. – Опа! Ну и что, ты теперь креститься будешь? – Фёдор прищуривается, поднимая взгляд на купола, и принимая вправо, ближе к проезжей части. Типа – иду мимо, мне и дела нет. Вроде хотел перекреститься, да лицемерно как-то получается. Обычно он ходил сквером, иногда заходя и в сам собор.
