Ехать за пивом в тот день светило, определенно, мне. Дело Фэрмонтского национального банка было закрыто еще на прошлой неделе, так что я поневоле оказался на побегушках. И если Вульфу взбредало в голову, он не стеснялся гонять меня на Мюррей-стрит, хоть бы и за баночкой ваксы. Однако за пивом был послан Фриц. Сразу после обеда, не успев даже домыть посуду, он по звонку поднялся из кухни наверх, а вскоре уже садился в родстер[1], который мы всегда парковали перед домом. Час спустя он вернулся со штабелем пивных ящиков на заднем откидном сиденье. Вульф находился в кабинете, как называли эту комнату мы с ним, – для Фрица она была библиотекой. Я же сидел в зале, погруженный в чтение книги об огнестрельных ранениях, в которой ни черта не понимал. Оттуда я и увидел в окно, как Фриц подкатывает к дому. То был неплохой повод размяться, так что я вышел и помог ему перенести ящики на кухню. Только мы принялись переставлять бутылки в шкафчик, как раздался звонок. Я проследовал за Фрицем в кабинет.
Вульф поднял голову. Я упоминаю об этом, поскольку в силу изрядной ее величины одно это движение, похоже, требовало труда. Пожалуй, она была даже больше, чем казалась, ибо на таком огромном теле любая другая голова осталась бы незамеченной.
– Где пиво?
– На кухне, сэр. В нижнем правом шкафчике, я полагаю.
– Подавай его сюда. Оно холодное? И еще открывалку и два бокала.
– Большей частью холодное, сэр. Слушаюсь.
Я ухмыльнулся, уселся в кресло и принялся с интересом следить за манипуляциями Вульфа с кусочками бумаги. Он наре́зал из нее кружки́ и теперь передвигал их то так, то этак по папке с промокашками. Фриц меж тем начал приносить пиво, по шесть бутылок на подносе за раз. После его третьего рейса я усмехнулся, увидев, как Вульф обозрел боевые порядки на столе, а затем перевел взгляд на спину Фрица, удаляющегося из кабинета. Еще два полных подноса, и Вульф наконец остановил парад:
– Фриц, не скажешь ли, когда это закончится?
– Весьма скоро, сэр. Еще девятнадцать. Всего сорок девять.
– Чушь! Извини меня, Фриц, но это явная чушь.
– Да, сэр. Вы велели купить по одной бутылке каждого сорта, какой только можно приобрести. Я объездил по меньшей мере десяток магазинов.
– Ладно. Неси их сюда. И какие-нибудь соленые крекеры попроще. Ни одно не упустит своего шанса, Фриц. Это было бы несправедливо.
Жестом пригласив меня подвинуться к столу и принявшись откупоривать бутылки, Вульф объяснил, что намерен отказаться от бутлегерского пива, которое многие годы покупал бочонками и держал в холодильнике в подвале, если обнаружит в открытой продаже сносный слабоалкогольный сорт. Он также пришел к выводу, было сказано мне, что шесть кварт в день – это слишком. Отнимает много времени. Впредь он ограничит себя пятью. На это я лишь ухмыльнулся, ибо не поверил. И ухмыльнулся снова, представив, как кабинет заполнят пустые бутылки, если Фриц не будет выносить их день-деньской. Я повторил ему то, что говорил не единожды: пиво замедляет мышление. Это просто чудо, что он, вливающий в себя по шесть кварт каждый день, шевелит мозгами быстрее и лучше кого-либо в стране. На это он ответил, по обыкновению, что работает не его мозг, а низшие нервные центры. И, пока я открывал ему на пробу пятую бутылку, продолжал распространяться (отнюдь не впервые), что не оскорбит меня, проглотив мою лесть, ибо это или глупость, если я говорил искренне, или гнусное лицемерие, если хитрил.
Он причмокнул губами, отведав пятый сорт, поднял бокал и осмотрел янтарную жидкость на просвет.
– А вот это приятный сюрприз, Арчи. Даже не верится. Пессимизм имеет свои преимущества. Пессимиста ожидают лишь приятные сюрпризы, а оптимиста – лишь неприятные. Пока ни один сорт не оказался помоями. Как видишь, Фриц проставил на этикетках цены, и я начал с дешевого. Нет, не с этого, со следующего.
Вот тут-то я и услышал негромкий звонок, донесшийся с кухни, то есть от входной двери. И с этого звонка все и началось. Хотя в тот момент ничего интересного как будто не обнаружилось. Всего лишь Даркин, явившийся с просьбой об одолжении.
Даркин был парень что надо. Когда я задумываюсь, как туп он во многих отношениях, то диву даюсь, как он вообще может заниматься слежкой. Известно, что бультерьеры тупы, однако слежка – это нечто большее, чем просто повиснуть на хвосте, а выслеживать Фред Даркин умел. Однажды я спросил, как ему это удается, и он ответил: «Да я просто подхожу к объекту и спрашиваю, куда он направляется. А если вдруг теряю его, знаю, где искать». Полагаю, он был в курсе, как это смешно, – точно не знаю, просто догадываюсь. Когда дела пошли так, что Вульфу, как и всем прочим, от банкира до бродяги, пришлось урезать расходы, мой и Сола Пензера недельный заработок прискорбно сократился. Даркин же и вовсе перестал что-либо получать. Вульф вызывал его только в случае крайней необходимости и платил поденно. Так что время от времени я встречал Фреда и знал, что ему приходится туго. Работа подворачивалась редко, и я не видел Даркина месяц или даже больше, пока в тот день не раздался звонок и Фриц не привел его к дверям кабинета.
Вульф посмотрел на него и кивнул:
– Здравствуй, Фред. Я тебе что-нибудь должен?
Даркин, державший шляпу в руках, подошел к столу и покачал головой.
– Как поживаете, мистер Вульф? Сколь ни жалко, вы мне ничего не должны. Если б мне кто был должен, уж я бы с него не слезал.
– Присаживайся. Выпьешь пива?
– Нет, спасибо. – Фред остался стоять. – Я зашел попросить об одолжении.
Вульф снова поднял на него глаза, чуть выпятил сжатые в трубочку мясистые губы, втянул назад, снова выпятил и втянул. Как же я это обожал! Ничто не приводило меня в такой восторг, как это движение его губ. И неважно, чем оно было вызвано – каким-нибудь пустяком, вроде нынешнего визита Даркина, или же тем, что Вульф напал на след чего-то крупного и опасного. Я знал, что́ происходит. Внутри него совершалось нечто стремительное и всеобъемлющее, способное охватить целый мир за одно озарение. Никто другой не смог бы этого постичь, сколько бы Вульф ни силился объяснить, чего он никогда не делал. Мне он кое-что растолковывал, когда доставало терпения. И я как будто улавливал суть, однако лишь потому, как сознавал впоследствии, что обнаруживались реальные доказательства, позволявшие мне принять его догадки. Это все равно как оказаться с Вульфом в незнакомой вам обоим темной комнате, признался я однажды Солу Пензеру. Вульф детально ее описывает. Потом включается свет, и ты принимаешь за истину ход его рассуждений, потому что видишь перед собой именно то, что он и описывал.
