Позывной «Архангел»
I
Каждое движение таит в себе историю. Мои же движения оказались куда сильнее. С чего всё началось? О! Этого я не забуду никогда! И буду помнить даже на том свете! Эти острые осколки теперь никак не вытащить из моей памяти.
Ополченец, прерывисто дыша и держась рукою за бок, упрямо полз к осыпающейся гранитной стеле. Воздух ревел. Ревел не от ветра, не от собирающегося дождя, а от снарядов, которые будто кометы оставляли рваные раны на ночном небе Донбасса.
Ещё один удар невиданной силы. Родная Высота затряслась, словно неистово рыдая. Снаряд попал в гранитную голову солдата, осколками осыпаясь вниз, как иглами пронзая память славных дедов. Саур-Могила рыдала, рыдала по своим защитникам.
Ополченец дополз до постамента. Стало тяжело дышать. Бок был разорван осколком. Становилось холодно, и теперь чувствовалось, как кровь отдавала своё тепло, протекая через его прижатые пальцы. Ополченец откинул спину на холодный камень и подтянул к себе снайперскую винтовку, крепко сжимая её в своей руке. Захотелось закурить. Но он же обещал бросить. И поэтому с усталой насмешкой запрокинул свою голову вверх. Ночь давила своим свистом и шипением, ведь там сошлись в схватке огонь и металл. Он привык не замечать, но именно сейчас и здесь, земля с грохотом менялась местами с небом. Небо. Его глаза хотели найти там что-то, что-то важное для него, но эта луна была спрятана за мрачным ковром туч. Неожиданно в его сознание проник скорбный утробный вой, и его взгляд дрогнул.
– Клык! – взволновано прошептал он и судорожно развернулся, пытаясь подскочить на ноги. Нужно было ещё успеть добраться до окопа. Не успел. Едкий шипящий свист и высоту накрыло градом.
– Что ты тут отдыхаешь, друг? – услышал ополченец, и его накрыло белым туманом, в котором каруселью завертелись знакомые голоса. И только один голос говорил громче всех: « – Ты помнишь, зачем ты здесь?..». Говорить было тяжело, но он сказал: «Да… Я помню …» – и он окончательно провалился в туман.
II
Час назад.
– О! Архангел, иди к нам садись! Мы вспоминаем наш забой, богатый на чёрный алмаз. Тут спор сразу возник, чей алмаз лучше, наш или юарский?
– Да? – спокойно сказал парень лет двадцати трёх, не спеша перешагивая через груду камней и разворачивая старый побитый стул к себе лицом. Приземлившись на него, словно сокол, он ловко скинул с плеча уставшую винтовку и весело свесил руки, зорко следя за добродушными лицами своих товарищей. А посмотреть было на что.
– Курить будешь? – спросил Чистый, поджигая сигарету и задумчиво втягивая в себя скупой дым горящих мыслей.
– Нет. Я бросил. Обещал сестре! – ответил Архангел: – Она – моё единственное воспоминание. Не хочу его осквернять.
– Понимаю, – сказал Чистый и на его лицо упал слабый блик от поднесённой ко рту сигареты. В глазах промелькнула тоска: – У меня есть три дочурки. Сейчас, наверное, спать ложатся. Я им обещаний не давал, но…
Тут он сделал паузу, вспоминая. Выпустил дым в тёмную ночную даль, охватывая взглядом укрытый темнотой горизонт. За эти дни, что он был здесь, вид бескрайней степи уже успел въестся в его память и он мог видеть её горизонт даже ночью. Этот горизонт можно было охватить руками и прижать к себе, как родного человека. Может сейчас он об этом и подумал.
