Раритетные механические часы в кабинете Льва Николаевича Рагзинского, директора школы оглушительно тикали. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Меня итак страшно мутило, а это тиканье доводило до рвотных спазмов. Тик-так. После каждого “так” к горлу подкатывал очередной позыв.
– Ну-с, Веремейцева, вы, действительно, полагаете, что приходить на итоговый экзамен спустя два часа после его начала, это нормально?
– Я просто проспала, – хотела сказать извиняющимся тоном, но получилось наоборот, даже с некоторым вызовом.
– Просто проспали? – Рагзинский поднял одну седую бровь и глянул на меня поверх половинчатых стеклышек очков.
– Просто да. Так вышло, – я подвинула на носу свои солнцезащитные, призванные скрыть красные после бессонной ночи глаза.
Тик-так. Сглотнула. Машка говорила, что отмечать выпуск из школы, не сдав последний экзамен по мировой истории – плохая идея. Она же мне и позвонила утром, разбудив… Сама-то ушла пораньше из бара, и проснулась вовремя. Это меня не удержать, если уж ноги понесли! А ноги еще как понесли! Родители – в командировках. Домработница Арина – свой человек, всегда прикроет. А и ладно, моя фамилия действует на всех педагогов школы, включая директора, безотказно. Всегда выбиралась из передряг, и сейчас все будет в лучшем виде.
– Вы понимаете, Олеся, – Лев Николаевич откашлялся, – у всего есть свой предел. И сколько верёвочке ни виться… В общем, пересдачи не будет. Или вы думаете, что экзаменационная комиссия соберется еще раз лично ради вас?
– Ну отчего бы им не собраться еще разок? – ответила я, думая, что главное в разговоре со Львом показать уверенность в себе.
– Вы, верно, думаете, уважаемым людям заняться больше нечем? – начал выходить из себя директор, – И, кстати, очки снимите, когда разговариваете с руководителем заведения, в котором пока еще обучаетесь!
– Нет, – заявила я, не собираясь подчиняться приказам этого унылого старика.
– Я вас еще раз убедительно прошу, – с нажимом сказал ректор. – Снимите очки.
– А я не хочу!
– Веремейцева, вы забываетесь! – строго сказал Рагзинский. – Неужели вы уверены, что ваши родители будут прикрывать вас бесконечно?
– Думаю да, на то они и родители. У них нет другого выхода, – развела я руками. – Давайте поговорим с вами, Лев Николаевич, как взрослые люди.
– А давайте! – директор-таки понял, что со мной лучше вести мирные переговоры.
– Зачем вам ссориться с папой? Он всегда и во всем меня поддерживает.
– Уверены?
– Сто процентов.
Директор щелкнул пальцами правой руки, на которой красовался магический усилитель в виде браслета.
Слева от него материализовалась фигура моего отца, который сидел, сжав челюсти так крепко, что казалось еще немного, и вот-вот раздастся скрежет. В парадной министерской форме, поверх которой был наброшен светло-коричневый тренч, выглядел папенька, что надо. Как говорила беззаветно влюбленная в него Машка: на стиле. Только вот с выражением лица дела обстояли так себе. Он метнул в меня такой взгляд, от которого обычно его подчиненные без вопросов пишут заявление на увольнение. Я даже слегка пожалела, что не могу уволиться с должности дочери Павла Аркадьевича Веремейцева, министра юстиции и члена общественного совета в сфере образования.
Справа от директора проявилась маман: также в верхней одежде поверх закрытого платья-футляра с белоснежным, идеально отутюженным воротничком. Она сидела с покрасневшими щеками, стыдливо закрывая глаза ладонью. Казалось, вот-вот встанет и прокричит: “Не моя это дочь, не моя!”.
Нет, мам, твоя дочь, твоя! Не нравится? А кто виноват? Сами так воспитали.
– Очки сними! – рявкнул отец так, что в кабинете задрожали стёкла.
Я медленно потянулась рукой к дужке очков.
Старинные механические часы в кабинете директора стали бить двенадцать дня. В нижней их части открылись миниатюрные дверцы, из которых выкатилась деревянная птица на пружине и сказала…
– Буэээ!
Содержимое моего желудка решило извергнуться именно в этот момент прямиком на стол Рагзинскому. А Машка ведь предупреждала перед тем, как уйти домой, оставив меня одну среди толпы отрывающихся людей, чтобы я не мешала энергетики с коктейлями. Но я же уже взрослая, сама решаю, что мне смешивать и в каком порядке! Ну её, эту Машку. Подруга из неё – так себе!
В общем, так началась самая черная полоса моей жизни, конца и края которой я не вижу и по сей день, даже спустя целый бесконечный год. Скорбь моя неизбывна, поток слёз не иссякает, а дни превратились в тягучие серые будни, в которых ничего не приносит отрады. Ну обо всем по порядку. Вернемся в тот злополучный экзаменационный день, когда наша семья покинула кабинет директора и переместилась в нескромный двуэтажный семейный дом в самом центре столицы.
Я сидела в кресле, опустив голову с одной только мыслью: как бы переждать эту бурю. Мама полулежала на софе и капала успокоительные капли в рюмочку, отец снова и снова мерил тяжелыми шагами гостиную. В тот момент, когда он наступал с белого паркета на мягкий пушистый ковер, шаги становились тихими и мягкими, поэтому он раздраженно возвращался на белоснежное покрытие и устрашающе топал.
– Арина! – закричал он домработнице. – Зайди!
Женщина робко вошла, боязливо прикрываясь пушистым пипидастром.
– Да, Павел Аркадьевич!
– Почему не сообщила, что она накануне экзамена поздно вечером утекла из дома?
– Я… Я… – Арина покрылась бордовыми пятнами.
– Я сказала ей, что иду к Машке повторять билеты! – буркнула я со своего места.
– Тебя сейчас не спрашивали! – зыркнул на меня отец. – Арина?
– Д-да, – сказала Арина, – Олеся Павловна мне так и сказали, мол, пойду я, Арина, к Машке, зубрить.
– Во сколько она вернулась? – продолжал допрос папенька.
– В двенадцать где-то, ну почти… около того…
– Арина! – отец подбавил угрозы в голос.
Домработница моргнула:
– В пять утра, Павел Аркадьевич!
Вот трусиха, а! Чуть нажали и сразу сдала. Да, в разведку с Ариной не пойдешь.
– Уволена! – бросил ей отец коротко.
– Но дорогой! – вскинула бледную руку маман в попытке оспорить это решение. – Арина столько лет служила…
– Ничего не знаю. Моё терпение лопнуло.
Арина выбежала из комнаты, заливаясь слезами.
– Пап! – возмущенно сказала я.
– Молчать!
– Пока зубы торчать? – хихикнула я, вспоминая его старую шутку. И это было зря. Вот всегда я ляпну не вовремя.
Последняя капля отцовского терпения утекла в атмосферу вместе с моим дурацким смешком.
– Посмеялась? – спросил он и вынул из ящика письменного стола планшет, провел по нему рукой и сделал несколько быстрых движений пальцами.
– Твою карту я обнулил.
Он протянул мне руку раскрытой ладонью.
– Печать от личного портала!
– А как я буду передвигаться по городу? – с возмущением праведника вскинулась я.
