Что такое мысль и каково её отношение к мозгу?
С этим вопросом, составляющим одну из кардинальных проблем бытия, неизбежно приходится сталкиваться каждому, кто избирает темой своей работы исследование тех или иных проявлений человеческой психики. Вся история научно-философской мысли истекшего столетия может быть охарактеризована как стремление найти объяснение тому очевидному для всех обстоятельству, что психическое и физическое − эти с виду столь несоизмеримые явления самым тесным образом соединены между собой в виде мысли и мозга.
Если мы обратимся за разъяснением поставленного выше вопроса к положительной науке, то ответа не найдем: все, что она могла сказать по этому поводу, заключается в положении, что мысль есть функция мозга − положении, которое лишь коротко выражает всем известный факт тесной зависимости процессов психических от физиологической деятельности мозга и тесной связи известных психических функций с определенными участками мозга. Но каким образом мысль, т. е. психическое, может быть функцией мозга, т. е. физического − этого мы не знаем; мало того, эта связь психического с физическим, которая так ясно и выпукло обнаруживается в нашем собственном мозгу, представляется нам непостижимой.
Непостижимость эта привела, в области отвлеченного мышления, к созданию целого ряда метафизических философских и религиозных систем, а в положительной науке к признанию полного бессилия последней разрешить психофизическую проблему признанию, которое вылилось в знаменитое "Ignorabimus" Дюбуа-Реймона в его речи о границах познания природы. Можно сказать, что "Ignorabimus" было высшею мудростью и последним словом по данному вопросу всей положительной науки ХІХ-го столетия и положенного в её основание догматически-материалистического миросозерцания. Это последнее слово, произнесенное выдающимся и авторитетным представителем положительного знания ХІХ-го столетия, раскололо всемирную аудиторию на два лагеря: одни стали трубить о банкротстве науки и усиленно приглашать жаждущих истины в лоно религиозной метафизики; а другие… другие стали искать выхода из положения путем анализа тех причин, в силу которых психофизическая проблема представляется нам непостижимой.
И анализ этот[1] уже многое сделал: он показал нам, что непостижимость проблемы обусловливается, главным образом, нашими ходячими представлениями о различной природе и несоизмеримости процессов физических и психических; он заставил нас задуматься над источниками этих представлении и разрушил нашу до того слепую веру в правильность их; он, наконец, поднял нашу упавшую было веру в силу научной мысли и указал последней более широкие горизонты. Рядом с этим философским анализом шла напряженная работа в области положительной науки работа, приведшая в начале ХХ-го века к весьма важным открытиям, которые разрушили все миросозерцание наших учителей и, несомненно, определили собою дальнейшее направление научно-философской мысли ХХ-го столетия.
И это направление прежде всего сказывается в перемене наших взглядов на сущность материи и духа и связи их между собою. Материя эта единственная реальность догматических материалистов потеряла теперь тот ореол неопровержимой «очевидности», которым она пользовалась в глазах научных работников ХІХ-го столетия: существование материи, как таковой, теперь даже для положительной науки, постоянно оперирующей только с «материей», представляется весьма проблематичным по крайней мере, настолько же проблематичным, насколько им был «дух», «психическое» в глазах старых материалистов.
Ибо что такое теперь материя? Казалось бы, в познаваемом нами мире нет ничего другого, реальность чего была бы так очевидна, как реальность осязаемой и весомой материи; в положительной науке, как и в повседневной жизни, мы так привыкли иметь постоянно дело только с телами, материей, что вне последней мы даже не можем себе представить существование мира. Несмотря на всю трудность и даже невозможность научно определить «материю», последняя все-таки понималась нами всегда как нечто инертное, осязаемое, весомое и противополагалась энергии, как чему-то деятельному, неосязаемому и невесомому.
С научною натяжкой и философской вольностью под понятие энергии подводился еще нами иногда «дух», поскольку, конечно, влияние его в тех или иных процессах признавалось нами; но материя и сила, материя и энергия были для нас всегда такими же противоположными и несоизмеримыми понятиями, как материя и дух. Дю-Буа-Реймон с высоты академической кафедры провозгласил бессилие человеческого ума перекинуть мост, как от физического к психическому, так и от материи к силе[2].
Так ли это теперь? Можем ли мы еще придерживаться этих представлений, не рискуя очутиться в полном противоречии с научно установленными фактами? По-видимому, нет. Новейшие открытия в области физики совершили такой колоссальный переворот во взглядах самих физиков, этих суровых представителей точного знания на сущность материи, что резкая грань, отделявшая в наших представлениях материю от энергии, почти стушевалась; согласно этим взглядами, материя есть лишь сложная система или комплекс сил в большинстве случаев электрических. «Возможно, − говорит E.Rutherford, − что материя вообще электрического происхождения и получается есть движения электронов, из которых построены материальные молекулы»[3]. «Нет никаких препятствий, − говорит итальянский физик A.Righi, − к допущению, что материя, а с нею и совокупность всех известных тел, построены из агрегатов или систем электронов. Согласно этому воззрению, материальный атом есть только совокупность известного числа положительных и такого же числа отрицательных электронов, причем последние все или отчасти окружают наподобие спутников остальную часть системы»[4].
Таким образом, материальный атом − этот гипотетический элемент материалистической теории − представляет собою целый космос, в котором отдельные электроны образуют сложную систему и движутся с необыкновенной быстротой. О силах, которые действуют внутри атома, можно получить некоторое понятие из следующих слов немецкого физика Lenard'a: «Внутри атомов, − говорит он, − действуют электрические поля такой необычайной силы, какие мы никогда не в состоянии получить ни одним из известных нам способов вследствие недостаточной сопротивляемости даже самых лучших изоляторов − электрические силы, в сравнении с которыми нам должны представляться ничтожными те силы, которые действуют при самых страшных грозах… После этого мы должны только удивляться, что большая часть атомов так спокойно ведут себя около нас и обнаруживаю кое-что из запасов сил внутри себя только под электризующим влиянием света или при других аналогичных поводах»
