Предисловие. Крах Вестфальской системы
«До того как большинство стран не начнет считать более надежным прежде всего сохранить то, что у него есть, чем стремиться к сомнительному приобретению того, чем владеют другие, до тех пор не наступает строй, основанный на праве и разуме»[1].
Фихте, 1976
Америка обратилась к односторонним действиям там, где родилась революция неолита, где десять тысяч лет назад были одомашнены растения и животные, где в Шумере появилась первая человеческая цивилизация, в окрестностях заложенного шесть тысяч лет назад Багдада, где родилась первая в мировой истории империя Саргона Великого, где был рожден Авраам, зародились иудаизм и христианство – и чуть южнее – ислам, а неподалеку зороастризм и бахаизм, в сердцевине арабской цивилизации, где проходили фаланги Александра, римские легионы и орды Чингизхана, наступил момент для Америки»[2].
Дж. Гаррисон, 2004
Перед Америкой, как лидирующим государством мирового сообщества, после 1991 года встал подлинно важный вопрос: быть «первым среди равных», опираться на принцип национального суверенитета, или подняться над всей совокупностью мирового созвездия наций и не лидировать, а попытаться контролировать мировую семью наций, манкируя суверенитетом недружественных стран. В данной главе мы попытаемся проанализировать дихотомию «государство-нация»: гегемон или член мировой семьи народов? Именно так стал вопрос перед тремя президентами США, возглавившими свою страну после окончания противостояния с Советским Союзом. И все три (два Буша и Клинтон) ощутили необычайные возможности, не воспользоваться которыми им, президентам, казалось противоположным интересам Америки.
Вестфальская система: до и после
Легко увидеть сходство предвестфальской модели с американской доктриной гуманитарных интервенций (а сегодня и превентивных ударов) начала XXI века. Французская дипломатия почти четыреста лет назад выдвинула в 1623 г. схему, от которой, возможно, не отказались бы сегодня в Вашингтоне. Париж пожелал создать четкую мировую иерархию. На первое место в предлагаемой мировой Ассамблее предлагался Папа Римский, его авторитет представлялся безупречным. На второе место претендовал турецкий султан, ибо лишь примирение с Турцией европейских христианских держав могло быть основанием общего – мира; а главное – турецкий султан по величию и могуществу естественным образом выдвигался на второе место. Третьим становился австрийский император-христианин. Четвертое и пятое место предполагалось предоставить королям Франции и Испании, по могуществу и богатству превосходящим прочих. Шестое место оспаривали правители Персии, Китая, Московии. Ниже предлагались места королям Англии, Польши, Дании, Швеции, Японии, Марокко и индийского Великого Могола.
«И когда мнения ассамблеи государств, правителей и их послов совпадут, либо будут разделены лишь частично, находясь в равновесии, тогда следует призвать парламентариев от имеющих совещательный голос стран, чтобы завершить дебаты и ликвидировать противоречия мирным голосованием. Если же могущественные государи не захотят сделать уступки один другому, то в этом случае будет правильнее решить… что либо первый среди них, либо наиболее опытный получит преобладающую над другими власть»[3]. Мы видим, что желание закрепить иерархическую систему неравенства народов имеет давнюю историю. Особенно стараются идеологи главенствующей страны (в первой половине XVII века – это Франция, четырьмя веками позже – Соединенные Штаты). То, что так близки начало XVII и начало XXI веков, объяснимо тем, что предвестфальский мир не знал универсальной политической единицы – суверенного национального государства, имел основой мирового порядка иерархию правителей. Сегодняшний же мир, открывшийся после бомбардировок Югославии в 1999 г. (направленной против суверенного и неагрессивного государства), крушит то драгоценное, чего мировое сообщество достигло после кровавой Тридцатилетней войны и обрело в 1648 году – запрета на вмешательства во внутренние дела суверенного государства. Оказалось, что поствестфальский мир, как и 350 лет назад, начал отрицать суверенное национальное государство в качестве гарантии от внешнего насилия. А ведь не так давно казалось, что со свирепым бесправием уже покончено и принцип cuius regio, eius religio возобладает навечно. Увы, прав был гениальный Фихте: «По-видимому, беспорядок еще возобладает над порядком. Значительная часть людей при всеобщем беспорядке приобретает больше, чем теряет, а у тех, кто теряет, остается надежда, что однажды он тоже выиграет… Многие из благ, созданных в наших государствах, еще можно требовать и захватывать, и наконец, если у тебя дома все уже исчерпано, то угнетение других народов и континентов – постоянный и обильный вспомогательный источник». Уже в наше время, неполных два десятилетия назад, сорокалетняя «холодная война» завершилась каскадом событий, знаменовавших неслыханное расширение зоны беспорядка. В 1989 г. Западная Германия, в которой США держат свои войска, поглотила ГДР, а в два последующих года в зону влияния Америки попала вся Восточная Европа и Прибалтика. 1991 г. ознаменован прибытием оружия – от Аргентины до Венгрии – к сепаратистским силам СФРЮ, и страна взорвалась. В 1994 году военно-морская пехота США восстановила власть президента Аристида на Гаити. Вашингтон провозгласил грядущее вхождение восточноевропейских стран в НАТО. В 1995 г. Дэйтоновские соглашения навязали американское решение в Боснии. Между 1995 и 1999 годами США укрепили свое влияние на огромной территории – от Косово до Восточного Тимора.
На пути от «сверхдержавы» к «гипердержаве» были две ступеньки. На первой президенты Джордж Буш-старший и Билл Клинтон еще не осмеливались «идти в отрыв в одиночку». Они укрепляли НАТО и совещались с союзниками. Но на второй ступеньке, в новом веке – при президенте Джордже Буше-младшем внешнеполитические успехи окончательно «ослепили дядю Сэма». Cплошной триумф создал восхитительное чувство вседозволенности, чувство невозможности противостоять в этом мире американской мощи. В этой ситуации ценность союзников для Вашингтона резко уменьшилась, а уважение к мировому праву исчезло напрочь.
Президент Буш-младший выразил это чувство в желании «действовать самостоятельно» на мировой арене. Он с презрением отнесся к опасности глобального «одиночества» гегемона: «На определенном этапе нашего пути в этом мире мы можем остаться в одиночестве. У меня это тревоги не вызывает. Мы – Америка»[4].
К осени 1998 года стало ясно, что диктат Америки не поколеблет решимость Сербии сохранить Косово в составе своей государственной территории. В октябре 1998 г. главный американский дипломат на Балканах Ричард Холбрук привез в Белград «решающие аргументы» в пользу отказа Сербии от Косово, которые должен был объяснить несговорчивому президенту Милошевичу генерал-лейтенант авиации Майкл Шорт, ответственный за воздушную войну против сербов. Шорт сказал сербскому президенту, что у него «У-2 в одной руке и Б-52 в другой руке, выбор за сербами». Милошевичу детально объяснили, что будет означать американская воздушная война против Сербии. И все же сербское руководство отвергло американские предложения. Пусть будет война
