В тот год в Казани буйствовала сирень. Она вилась по берегам Волг, Казанки, Свияги, окрасила в свои неповторимые цвета Кремль, окружила Молодежный центр, заполонила дореволюционные и «сталинские районы, трущобные пятиэтажные новостройки. Одурело бродили среди этого буйства старшеклассники и учащиеся профтехучилищ, лениво обмахиваясь ее веточками. Им было не до выпускных экзаменов – новая вспышка войны между молодежными группировками охватила город. Мало кто из парней ходил теперь в школу или в училище. Вечерами они сбивались в компании, заглатывали для куража дешевенького вина и шли на дискотеку или в кино. Парни знали, что там им предстоит схватка с ребятами из другого микрорайона. Между ними уже давно шла вражда. Однако несколько лет было затишье. Все знали, что нельзя появляться на соседней улице: изобьют. Иногда случались групповые драки. Но это происходило на «спорных», пограничных территориях. В каждом районе были созданы формирования молодежи, которыми руководили представители преступного мира. Они собирали с молодняка дань, имели своих людей в каждой школе. Те раз в неделю должны были принести определенную сумму, установленную преступниками. С каждого ребенка взималось по двадцать пять рублей в месяц. Не желавшие платить «строптивцы» жестоко избивались. Попадало и родителям, если те пытались обратиться в милицию или другими способами уклониться от уплаты «оброка». Несколько случаев избиения взрослых велосипедными цепями заставили покориться всех. Теперь и профессор, и рабочий безропотно давали детям деньги, чтобы те в назначенный день и час могли откупиться от избиений и унижений. «Деловые мальчики» несли собранное «старшим» по улицам, которые отдавали «бабло» районным «королям» и паханам. Последние, оставив себе часть, передавали полученное в общак. На эти средства покупались машины в подарок вышедшим из тюрьмы, отправлялись в лагеря посылки осужденным, шел подкуп работников правоохранительных органов и прочих должностных лиц. Немалая часть этих денег выделялась на спаивание и отравление наркотиками подростков, изготовление для них униформы, самодельного оружия: самопалов, кастетов, ножей. До поры до времени все это держалось на конспиративных квартирах и тайных складах. Паханы выбирали время, когда оружие надлежало пустить в ход.
Какое-то время обходились мордобитиями, будоражившими город. Потом к этому все привыкли. Да и перед людьми встали другие проблемы. Год от года жизнь становилась все хуже и хуже. Повышались цены, пропадали с прилавков дешевые товары, исчезали из магазинов продукты. Они гноились на складах тысячами тонн, уничтожались. По городу же пускались слухи, что все уходит в Москву. Однако ехавшие в столицу в командировки видели, что и там не лучше. Еще хуже обстояли дела в других поволжских городах. Если в Казани власти своевременно ввели талоны, по которым продукты питания мог купить только житель города, то в других местах долгое время и этого не было. Глухое недовольство накапливалось в людях. Рано или поздно оно неминуемо закончилось бы взрывом. В таких случаях преступный мир извлекал из своих запасников такое мощное оружие как война между молодежными группировками. Тогда начиналась жестокая, не на жизнь, а на смерть, борьба. Будучи единой по структуре, мафия стравливала свои низовые отряды, которые даже не подозревали, что воюют против членов одной и той же с ними организации.
Для начала повесили десятилетнего мальчишку, родители которого недавно приехали в Казань из другого города и, не зная местных порядков, обратились в милицию, когда с ребенка начали вымогать деньги. Это привело к своеобразному укреплению дисциплины среди молодежи, беспрекословному подчинению воле преступников и их подручных. Потом зарезали после дискотеки учащегося ПТУ. Дальше – пошло-поехало. Теперь не проходило вечера без группового побоища, в результате которого кого-нибудь не увозили в больницу. Обратив противника в бегство, победившая в драке группировка с песней проходила по улице или же разбегалась по подворотням, заслышав сирены милицейских машин. В одиночку добирались парни до своих «хаз» – подвалов и чердаков, где выброшенных прежними хозяевами старых диванах и кушетках их поджидали одноклассницы. Наскоро подлечив полученные синяки, ссадины, а кое-кто – и раны, ребята принимались за выпивку. Красуясь перед девушками, вспоминали они эпизоды драки. Особое внимание обращалось на проявивших самую большую жесткость, нанесших противнику самые страшные удары. Гуляли по кругу бутылки расстилался сигаретный дым, висел смачный мат, изрыгаемый парнями и девушками. Кое-кто начинал танцевать. Какая-нибудь девица говорила парню: «Ах, ты – бедненький мой! Давай, я тебя пожалею!» и тащила его на продавленный, затруханный диван. Кончившую пару сменяла другая, и так продолжалось до тех пор, пока кто-нибудь из девушек не выкрикивал: «Ой, блядь, третий час! Родители с ночной смены скоро придут! Поздно уже!» Компания разбредалась по домам, а утром не выспавшиеся ребята брели в школу и дремали до конца занятий. Они даже перестали изводить учителей. Вернувшись домой наскоро перекусывали и спали до шести часов вечера. Потом встречались в назначенных местах, и все начиналось снова.
– Сегодня работы не будет! – сказал Рашид – «старший» по улице 10 лет Октября. – Дискотеки закрыты, вахитовским таких люлей вломили, что они долго на улице не покажутся.
– Ура! – пронеслось в голове у Сережи. – Можно будет к Верочке сходить, позаниматься физикой – выпускные экзамены на носу.
Родители Сережи – авиаинженеры перевелись в город своей юности год назад из Саратова, где делали знаменитые «Як-40». С Казанью их связывали воспоминания юности, родители, многочисленные друзья. В Саратове у сережиных родителей тоже все складывалось неплохо. Отец за 18 лет работы дослужился до начальника цеха, мать преуспевала в конструкторском бюро. Однако в Саратове было голоднее, чем где бы то ни было в Поволжье. Посещая во время отпусков Казань, родители видели, что там намного лучше. Звали друзья, устроившиеся после окончания Казанского авиастроительного института на огромном заводе, освоившем выпуск флагмана советского воздушного флота «Ил-62». Чашу весов в пользу переезда склонило и назначение генеральным конструктором генерала-лейтенанта авиации – страшного хама и матерщинника.
– Все вы – м… и говно! – сказал он начальникам цехов, ознакомившись с производством. – Вам надо поучиться работать у наших уральских ребят!
