Август в этом году получился невероятно холодным. Температура за окном даже днем редко поднималась выше +15 °C, и синоптики по всем теле- и радиоканалам вдохновенно вещали, что подобных природных катаклизмов не было с заросшего мхом 1916 года. Солнце, если и выглядывало днем из-за туч, было маленьким и злым, словно в конце февраля. А резкий, почему-то пахнущий прелой осенней листвой, холодный ветер только усиливал впечатление, что лето безвозвратно ушло, и тем, кто не успел отдохнуть во время выходных на Медвежьих озерах, Клязьме или Истре, для купания теперь придется отправляться на юга.
Гурова температурные перепады мало трогали, как и разговоры о глобальном потеплении, переходящем в не менее глобальное похолодание, которые из-за непогоды стали вестись заговорщицким полушепотом почти на каждой московской кухне. Он вообще спокойно относился к перепадам температуры, не слишком жалуя лишь две крайности – липкую жару и обжигающий холод, и августовские +15 °C воспринимал вполне комфортно. Работал у себя в кабинете, приводил в порядок материалы по последнему делу, подготавливая их к сдаче, а заодно возился с документами, которые подкинул ему Крячко. Станислав ненавидел любые отчетности и доклады и всячески старался увиливать от бумажной работы. Гуров относился с легкой иронией к подобному неприятию другом любой канцелярской деятельности и выручал его, когда была возможность.
Сегодня она как раз появилась. Лев еще утром закончил раскрытие очередного дела и сейчас неспешно подготавливал материалы для передачи в прокуратуру. Конечно, он мог бы закончить составлять отчетность побыстрее и заняться расследованием странной смерти одной из закатившихся звезд московского балета, но делать этого не стал. Во-первых, был почти на сто процентов уверен, что не объясненная пока смерть – всего лишь нелепый несчастный случай, а во‑вторых, продолжать расследование без предварительных результатов экспертизы на руках было полной бессмыслицей. Именно поэтому Гуров согласился помочь Станиславу привести в порядок его бумаги.
Он аккуратно подшивал очередной лист в материалы одного из дел Крячко, которые до этого валялись в папке в абсолютном беспорядке, и тут на столе зазвонил рабочий телефон. Догадываясь, кто звонит, Лев недовольно покосился на аппарат, но трубку все-таки снял.
– Лева, мне тебя цугундером к психологу на прием гнать? – раздался недовольный голос генерала Орлова. – Тебе сколько раз напоминать, что у нас плановое обследование у психолога для тех, кому оружие на постоянное ношение разрешено? Я тебе неделю назад говорил об этом. Все уже прошли, один ты неизвестно где колобродишь. Марш быстро на обследование!
– Петр, ты же знаешь, как я к этим «мозгоправам» отношусь, – устало проговорил Гуров. Подобные пререкания, длились с тех самых пор, когда приказом учредили в полиции должность психолога. – Скажи ему, чтобы он мне там галочку поставил, где нужно, и закончим с этой темой.
– Лева, не начинай! – рявкнул Орлов. – Психолог мне не подчиняется. У него свое начальство есть.
– Так позвони этому начальству. Не буду я на его идиотские вопросы отвечать и шарлатанские заключения выслушивать. Свяжись с министерством, реши уже этот вопрос наконец. Я не морская свинка, чтобы во всяких опытах и исследованиях участвовать.
– Ты же знаешь, что это приказ министра. Если откажешься от обследования у психолога, буду вынужден тебя от службы отстранить, – отрезал генерал и тут же передразнил сыщика: – «Свяжись с министерством»! Мне по фуражке надают, если я с такими заявлениями в министерство полезу.
– Что выросло, то выросло, – вздохнул Лев. – Платон мне друг, но пенсия дороже.
– Какой Платон? – удивился Орлов.
– Не забивай себе голову, – отмахнулся Гуров. – Сейчас пойду к твоему психологу.
– Он не мой! – отрезал генерал. – А ты… иди-ка ты… к психологу, Лёва! – обиженно добавил он и повесил трубку.
По размеру кабинет у «врачевателя душ» оказался примерно таким же, какой делили между собой Гуров и Крячко, вот только обстановка в нем была куда приятнее. Вся мебель практически новая, а значительную часть пространства кабинета занимали кожаный диван, два мягких кресла и журнальный столик между ними. Когда Лев вошел в кабинет, «мозгоправ» мгновенно поднялся с кресла и двинулся навстречу с улыбкой, которая показалась ему настолько отвратительно-слащавой, что он едва сдержал гримасу отвращения.
Сергея Игнатьевича Прохорова Гуров не любил, и за то недолгое время, которое тот успел проработать штатным психологом в Главке, уже успел несколько раз с ним поссориться. Последний раз – год назад, когда проходил аналогичное обследование в этом же кабинете. Правда, обстановка в штаб-квартире психолога тогда была попроще и поскромнее.
– Проходите, Лев Иванович. Присаживайтесь, где вам будет удобно, – радушно проговорил Прохоров, протягивая руку, которую Гуров после секундных раздумий все же пожал.
– Сергей Игнатьевич, может быть, сегодня обойдемся без глупых вопросов и дискуссий из-за них? – без особой надежды проговорил он. – Давайте я распишусь у вас в документах, а вы уж без меня составите отчет и отдадите его своему начальству. Уверяю вас, мое состояние за прошедший год ничуть не изменилось, и нести службу я в состоянии.
– А вот это не очень хорошо, Лев Иванович, если ваше состояние с прошлогоднего обследования не слишком изменилось, – с сожалением в голосе ответил психолог. – У вас уже тогда наблюдались проявления немотивированного деструктивного поведения, а это может отрицательно сказаться на вашей способности выполнять служебные обязанности и создать опасные условия как для вас самого, так и для тех, с кем вы контактируете.
– И насчет немотивированности моего поведения, и насчет того, для кого оно может представлять опасность, я мог бы с вами поспорить, но это бесполезно, – констатировал Гуров. – Да и не мой это курятник. Давайте приступать. Что сегодня будем делать? Дерево вам нарисовать? Стишок прочитать? Песенку сплясать?
– Лев Иванович, что вас так беспокоит? Какая сейчас мысль доминирует? – не обратив внимания на издевку, поинтересовался психолог. – Что вы сейчас, именно в это момент, ощущаете?
– Господи, да это и без психологов-шарлатанов любой понять может, – фыркнул Лев, и Прохоров сделал какую-то пометку у себя в блокноте. – Сейчас меня беспокоит то, что я впустую трачу свое время, и в моей голове доминирует мысль, что того идиота, который придумал заставлять сыщиков проходить ежегодные обследования у «мозгоправов», неплохо бы самого к психиатру отправить. А ощущаю я сейчас лишь разочарование от общения с вами. Этого достаточно? Я могу идти?