Данная книга – это эссе, обостренный взгляд современника на родональника русской словесности, для воплощения которого приходится глубоко изучать и пропускать через призму своего жизненного опыта множество фактов из биографии Пушкина. Это кропотливая и осмысленная работа, прочтение которой заставляет мыслящего человека задуматься о серьезных вещах- «В глухонемом веществе заострять запредельную зоркость»:.
Пора и мне..пируйте, о друзья!
Предчувствую отрадное свидание;
Запомните же поэта предсказанье:
Промчится год, и с нами снова я,
Исполнится завет моих мечтаний;
Промчится год, и я явлюся к нам»…»
Единая линия судьбы великих землян России, «литературных гигантов» на ладони истории русской словесности (Пушкин. Лермонтов. Гоголь).
Литературность. Красота. Бессмертие. Божественность. Литературное бессмертие противостоит земной кончине…
Поэзия, неопределимая до конца, как сама Жизнь…
Трагическое переплетение личных судеб, русской государственности и империи, сожительство поневоле, трон Величин, венчанный знаками Истории. Некая общность, которая по странности бытия проявилась в жизни великих мастеров слова и росссийской империи: «Когда я вскоре умирать буду, то никто не придет ко мне, кроме Черного гостя…»
В России писатели были всегда сродни духовникам – они исповедовали и принимали на себя грехи всей нации:»
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа».
Великий мирянин России, ее поэтический пророк, вечно присутствующий в нашей жизни: « Святая Русь мне становится не в терпеж… что до славы, то ею в России мудрено довольствоваться… но клянусь честью, ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков такой, какой Бог ее дал» – Пушкин.
Нет России без ее великих патриотов. Нет России без ее великих властителей дум. То и другое вместе – явление русского духа. Имя которого – Пушкин. Сродни духовному началу – Национальной идее: «Мое имя принадлежит России».
«Благославляя колеи
И рвы Отеческой земли»
Язык Пушкина поражает читателя счастливой смелостью. Он – адвокат внутреннего мира, находящегося в глубине человека. Он – против Золотого тельца, которого признают за бога. Категорически настаивающий, что Россия есть самостоятельный и жизнестойкий организм. Разрывающий пелену гнусно – извращенных порождений о исторической немощи России. Истинный защитник России.
Властитель ее дум и духа. Милость к падшим призывавший- В каждом разбойнике чтил распятого в безднах Бога. Верил в человека. Не верь князю тьмы. Толпу не уважал.
Суровый обличитель лжи и несправедливости.
В кантовском моральном императиве – вся сущность Пушкина, все содержание и вся форма: « Звездное небо над головой и моральный закон внутри нас».
Его всегда волновали Русская Земля и Русский Человек. «Страшные загадки русской души…» И воспринимал и вмещал в своем сознании далекую древность и современность России, все поведение и умонастроение Великого народа: « Ведь он русский: стало быть, ему все под силу, все возможно!». Впоследствии А. Ахматова словно обратится к А. С. Пушкину – «Иди один и исцеляй слепых…»
Тосканский литератор маркиз Чезаре Боччела (современник Пушкина) писал: «…Пушкин был общепризнанным гением, одним из немногих поэтов, которые оказывали столь мощное воздействие на массу своих современников, что они могли еще при жизни получить в награду их самое восторженное восхищение; его смерть была оплакана как подлинно национальное бедствие и оставила невосполнимую пустоту в русской литературе».
Другой европеец через 150 лет после гибели Пушкина дал блистательный свод Величия русского поэта: « С ним русская литература вошла в мир, как сама Россия вошла с императрицей Екатериной Второй в число великих держав. То европейское сияние, которое, как и русское, исходит от Пушкина, было спроецировано, как лазером. в Европу, от Гоголя до Достоевского, и перед этим новым источником света Европа не могла устоять».
А через 200 лет после рождения Пушкина официальный орган Ватикана газета «Оссерватер Романо» поместила обстоятельная статью с броским заголовком: «Лирический поэт русской души».
Он воспринимал жизнь как невольное сожительство Веры и Знания, дуалистическим сбором всеядных Иерусалима и Афин, а потому наполнял емкость жизни страстью, драмой и трагедией:
Я тайности свои и небеса отверзу,
Свидения Ума Священного открою.
Я дело стану петь, несведомое прежним!
Ходить превыше звезд влечет меня охота
И облаком нестись, презрев земную низкость.
Он переносил на свои страницы куски этого ристалища, как их преподносила жизнь, ничего не смазывая, не причесывая и не сглаживая. Не стесняясь, тут же на страницах, плакал и восхищался, бичевал и весело хохотал, любил и негодовал, клялся и отрекался:
…я еще
Был молод – но уже судьба и страсти
Меня борьбой неравной истомили…
И бурные кипели в сердце чувства
И ненависть и грезы мести бледной.
То поляна, вся в цветах и солнце, и вдруг лунный свет сгустился и вместо росы упал на траву и листья… и «тень лесов Тригорских»:
…Вздыхать о милой старине
И сельской музе в тишине
Душой беспечной предаваться…
…Я буду мыслию всегдашней
Бродить Тригорского кругом,
В лугах, у речки, под холомом,
В саду, под сенью лип домашней.
И выражал это в произведениях – потрясениях, книгах – пробуждениях, книгах пророческих: «талантом, знаньем и умом» давал примеры обществу, «служил его пользе», побеждая душевные скорби и муки, побеждая раздираемые его сомнения:
На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил
И силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.
И трепетал, и осуждал и обличал, но пером водило главное – желание трезво взглянуть на народ и Россию, бесстрашно разобраться в запутанности народной жизни, в невероятной сложности характеров и мировосприятия миллионов.
«Вращается весь мир вкруг человека»
И одновременно нес светлую стихию веры в нетленную мощь русского уклада и русского характера, связывал свой диагноз исцеления страны с надеждой на ее гальванический прорыв, чтобы не допустить высыхания мозгов до размеров в горошину, а примитивное, пресное и безразличное не залило темным чернилом душу. Делом всей его жизни стала битва на душевном поле русского человека, где языческое чистое начало покрывалость роковыми трещинами и язвами нового века, помутненного аспидными разрушительными парами клятвоотступничества, оборотничества, алчности.
«…На святой Руси не было, нет и не будет ренегатов, то есть этаких выходцев, бродяг, пройдох, этих расстриг и патриотических предателей…»
