В пленении и скорби. Русская Церковь и советские военнопленные в годы Второй мировой войны
Фрагмент сборника статей священника Георгия Митрофанова «Русская Православная Церковь на историческом перепутье XX века»
Судьба советских военнопленных в годы Второй мировой войны составляет одну из самых трагичных, не имеющих аналогов в мировой военной истории страниц нашего прошлого. В течение послевоенных десятилетий вопрос о судьбе советских военнопленных либо обходился молчанием, либо рассматривался с тенденциозных, подчиненных требованиям коммунистической пропаганды позиций. Лишь в последние двадцать лет этот вопрос стал предметом как научно объективного исследования историков, так и нравственно взвешенного изображения публицистов. Однако «белым пятном» в исследовательской литературе продолжает оставаться тема участия в судьбе военнопленных Русской Православной Церкви, который попытался в той трагической ситуации последовательно и бескорыстно оказывать помощь хотя бы немногим из миллионов страдальцев, оказавшихся в немецко-фашистских лагерях для военнопленных. И несмотря на то, что в последние годы стали появляться работы, в которых уделяется некоторое внимание изучению данного вопроса, в отечественной церковно-исторической литературе тема помощи советским военнопленным со стороны Церкви так и не находила до настоящего времени своего сколько-нибудь заметного отражения, возможно, в связи с тем, что наибольшую помощь советским военнопленным оказывали представители Русской Православной Церкви Заграницей.
Сопровождавшееся многочисленными окружениями частей Красной армии стремительное наступление германских вооруженных сил привело уже в конце 1941 г. к тому, что в ближнем и дальнем тылу немецко-фашистских войск оказалось около 3,5 млн советских военнопленных, к которым в 1942 г. прибавилось еще более 1 млн. Всего же за период войны количество советских военнопленных достигло около 6 млн человек. Столь массовое пленение советских военнослужащих, превратившееся уже в первые месяцы войны в беспрецедентную в мировой военной истории гуманитарную катастрофу, делало практически невозможным создание для них условий содержания, соответствующих требованиям международных соглашений о военнопленных, даже если бы фашистская Германия и СССР готовы были их соблюдать. Однако тоталитарные режимы обеих стран фактически отказались от исполнения требований не только Женевской, но и Гаагской конвенций о военнопленных.
Уже 16 июня 1941 г. генерал Г. Рейнеке, начальник Службы общего управления армии при Верховном командовании Вооруженными силами Германии, которая определяла политику армии по отношению к военнопленным, издал директиву об обращении с попавшими в плен советскими военнослужащими. Эта директива не только подтверждала ранее действовавший приказ о немедленном расстреле попадавших в плен политработников, сотрудников НКВД и военнослужащих еврейской национальности, но и подчеркивала, что «в отношении военнопленных Красной армии следует соблюдать исключительную осторожность и настороженность. Следует считаться со злонамеренным поведением, особенно военнопленных азиатского происхождения. Поэтому необходимо решительное и энергичное пресечение даже малейших признаков неповиновения». «Большевистский солдат потерял право на то, чтобы с ним обращались как с честным противником, в соответствии с правилами Женевской конвенции… – писал генерал Г. Рейнеке в директиве от 8 сентября 1941 г. – При малейшем намеке на неподчинение… должен быть отдан приказ о безжалостном и энергичном действии… Каждый, кто при проведении этого приказа не прибегнет к своему оружию или сделает это недостаточно энергично, подлежит наказанию… Использование оружия против советских военнопленных вполне законно». Необходимо подчеркнуть, что, несмотря на некоторые изменения в германской политике по отношению к советским военнопленным после 1942 г., основные принципы этой политики, основывавшейся на постулатах нацистской идеологии, последовательно проводились в жизнь на протяжении всего периода войны.
Не менее жестокой по отношению к советским военнопленным оказывалась политика советского руководства, исходившая из принципов столь же человеконенавистнической, как и нацистская, коммунистической идеологии. Отказываясь на протяжении всего периода войны от каких бы то ни было переговоров с германским руководством об оказании помощи советским военнопленным при посредничестве Международного Красного Креста, сталинский режим уже в первые месяцы войны объявил своих военнопленных изменниками Родины. В приказе народного комиссара обороны СССР № 270 от 16 августа 1941 г. подчеркивалось: «Командиров и политработников, во время боя срывающих знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою родину дезертиров… Обязать каждого военнослужащего независимо от его служебного положения потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим. И если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться ему в плен, – уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи». На протяжении всей войны коммунистическое руководство не только не предпринимало никаких попыток облегчить отчаянное положение советских военнопленных, но всячески насаждало пропагандистское представление о них как о государственных преступниках, судьба которых не может иметь никакого значения для СССР.
