Пристав. Деньги.
Два пенсионера
Есть минуты, когда люди любят преступление.
Федор Михайлович Достоевский
– А теперь криминальная хроника, – притягивал к себе зрителя громко говорящий телевизор в придорожном кафе «Утомлённый путник» на автотрассе Оха – Южно-Сахалинск голосом миловидного диктора-женщины.
Все посетители кафе заметно притихли и с огромным вниманием превратились в образцовых слушателей. А мужчина в очках и клетчатой рубашке с нашивкой Slayer даже открыл рот, забыв о необходимости жевать пищу далее.
– Итак, в городе Александровск – Сахалинский в подвале одного из многоквартирных домов обнаружен труп судебного пристава-исполнителя Дмитрия Ксенофонтовича Булкина, – вещала диктор. – По имеющейся у нас информации, пристав имел множество поощрений от своего руководства и являлся примером для подражания среди своих более молодых коллег. По предварительной версии, причиной смерти могло послужить убийство, так как на теле покойного якобы были обнаружены следы насилия. Более подробную информацию следственные органы держат в секрете, ссылаясь на тайну следствия.
Но не только случайные зрители придорожного кафе смотрели сей вечерний выпуск региональных новостей.
Пожилая работающая вахтёром в студенческом общежитии пенсионерка Вероника Степановна Горшочникова также сосредоточенно следила в своей однокомнатной квартире за рассказом диктора, попутно тщательно фиксируя все детали его повествования.
Надо понимать, что Вероника Степановна являлась злостным должником, в отношении которой было возбуждено не одно исполнительное производство, в том числе и ныне покойным судебным приставом – исполнителем Булкиным.
О! Сколько раз Вероника Степановна лично приходила в Александровск – Сахалинский городской отдел судебных приставов и со смачным упоением устраивала очередной скандал, целью которого было научение приставов действовать строго в рамках закона и уговоры не забирать последнее в счёт оплаты коммунальных долгов и того проклятого денежного займа у соседки.
И приставы даже слегка опасались Вероники Степановны, потому что она была ещё и великой жалобщицей. Без её регулярных жалоб не обходилась ни прокуратура, ни вышестоящая служба приставов. И действительно, кому понравится проводимая в отношении тебя проверка, пускай даже ты и действуешь строго в рамках закона?!
Но главной причиной, по которой Вероника Степановна часто устраивала приставам разносы, крылась совсем в другом. Уж себе-то пенсионерка могла признаться. Она была уверена, что чем больше проблем будет создавать приставам, тем более нехотя они будут трогать её, тем реже будут навещать её, звонить, писать всякие письма. А там, глядишь, и долги сами собой рассосутся. И про неё забудут.
Глаза Вероники Степановны увлажнились и перед ней живо всплыли недавние воспоминания.
Пенсионерка мирно потчевала на диване у себя в квартире, когда раздался резкий стук в дверь. От столь неожиданного поворота событий пожилая дама резко вскочила с дивана и побежала к входной двери, попутно задев кашпо с ценным лечебным алоэ.
Уже оказавшись возле входа в квартиру, пенсионерка догадалась, кто мог явиться тем неожиданным визитёром.
«Булкин, скорее всего! Пришёл собственной персоной, хренов вымогатель!» – думала Вероника Степановна.
Заглянув в дверной глазок, должница утвердилась в правоте своего предположения, но, тем не менее, после долгой паузы молчания, спросила через дверь: «А кто там?».
– Судебный пристав – исполнитель Булкин Дмитрий Ксенофонтович! – бодро отрапортовал служитель закона громким голосом, – открывайте дверь!
Вероника Степановна специально долго возилась с дверным замком, испытывая предел прочности нервов пристава. Наконец, через три минуты она открыла дверь и спросила: «Что вам надо?».
– Вот, пришёл произвести арест имущества и сделать его опись в рамках исполнительного производства, – доложил Булкин.
– А у меня ничего нету! – ответила Горшочникова. – Всё уже давно продала, чтобы долги свои оплатить перед вами! Сколько уже можно изматывать бедную женщину?! Совести у вас совсем нет!
– Так вы пропустите в квартиру? – настаивал пристав.
Вероника Степановна долго смотрела на судебного пристава, и внезапно ей неумолимо захотелось… душить пристава. Да, именно душить. Она представила, как резко пинает его ногой в пах, потом полусогнутого валит на пол подъезда и затаскивает в квартиру. После чего наваливается сверху и душит его своими натруженными с синими прожилками мозолистыми руками. Душит долго и смачно. Душит, испытывая неземное наслаждение. Душит остервенело, возводя сей процесс в ранг добродетели. Душит так, словно, ей это поручили сотни недобросовестных должников, не желающих платить по исполнительному листу. Царапая ногтями кожу шеи, давя коленом в грудину, наслаждаясь зрелищем клокочущего рта жертвы, его вылезающих из орбит глаз. Со сладким упоением слушая глухие и частые удары ног о чистый пол своей квартиры.
Потом уже холодного, она скидывает поздно ночью труп пристава с балкона вниз. А очень рано утром, под легендой выноса мусора, оттаскивает труп подальше – в подвал, и, скрыв следы падения трупа под балконом, бежит домой и срочно звонит в полицию сообщить о страшной смерти честного Дмитрия Ксенофонтовича.
Ну а на поминках она была бы первая, кто искренне рыдал бы по безвременно ушедшему от нас приставу…
«Батюшки! Да что это я?! Совсем старая опупела!» – корила себя пенсионерка, сбросив морок воспоминаний.
Очнувшись от повествования диктора, Вероника Степановна окинула взглядом недобрых глаз журнальный столик, на котором стопкой лежали постановления о возбуждении исполнительных производств, и наивно решила, что если Булкин уже мёртв, то и часть долгов ей спишется ввиду его смерти.
Разминая натруженные сильные руки, которыми она ещё совсем недавно разделывала курицу, пенсионерка медленно пошла в ванную комнату.
В придорожном кафе все посетители громко обсуждали смерть судебного пристава. И действительно, событие случилось далеко не рядовое, тем более, для Сахалина с его небольшим населением. Простор для обширной дискуссии был просто огромен.
В кафе поднялся гвалт.
Большая часть присутствующих придерживалась версии, что смерть Булкина каким-то закономерным образом была связана с его служебной деятельностью. Меньшинство же, напротив, считало, что он пал жертвой обычных уличных пьяных разборок.
И только один мужчина невзрачного вида тихонько попивал свой кофе в углу обеденного зала в кафе, зажав между своих ног небольшую серую матерчатую дорожную сумку.
