– Клюет! – Лешка, закусив губу от волнения, плавно повел удочку вправо, подсек и дернул.
Удочка разогнулась, звонко запев, как скрипичная струна, на солнце сверкнула серебряная змейка, забилась на траве.
– Окунь! – завистливо проговорил Санек. – Везет тебе даже. Четвертого окуня вытаскиваешь, а у меня не клюет и не клюет даже… ты, наверное, секрет какой-нибудь знаешь…
– Конечно, секрет! – Лешка ухмыльнулся, осторожно вытаскивая крючок, и гордо показал приятелю крупного яркого окушка, жалобно разевающего рот. – Ты на червяка плевал, перед тем как его на крючок насадить?
– Плевал! – вздохнул Санек. – Конечно, плевал… и на левой пятке крутился даже, а все впустую…
– Ну, тогда не знаю… наверное, тебе сегодня просто не везет… – Лешка насадил окуня на ивовую ветку, где уже трепыхались три рыбки, и вдруг махнул рукой. – Эй, смотри, у тебя клюет!
– Ой, правда! – Санек уставился на поплавок, который качнулся и ушел под воду. – Большой даже… только бы не сорвался…
Лешка посмеивался над Саньком – над его городскими привычками, над бледной веснушчатой физиономией, над этим словечком «даже», которое приятель вставлял к месту и не к месту. Однако они всегда вместе ходили на рыбалку, вместе копали червей на теткином огороде, вместе отбивались от соседских мальчишек – а что еще нужно в одиннадцать лет, чтобы быть лучшими друзьями?
Вся их беззаботная жизнь кончилась давно, три года назад, когда началась война и в их деревню пришли немцы. Сашку привозили из города к бабке каждое лето, и тогда тоже привезли. А потом немцы отрезали обратную дорогу, и уехать к своим они с бабкой не успели. Так и жили почти три года, перебивались огородом.
Немцы в их деревне особо не лютовали, один раз только высекли Пашку Сидорова за то, что он гранату пытался украсть. Открыли церковь, взрослое население заставляли работать в поле. Партизаны в районе, конечно, были, да только к ним не забредали, деревня в стороне стояла и от железной дороги, и от проезжих дорог.
В последнее время немцы забеспокоились, видно, несладко им на фронте приходилось. Увозили в Германию всех, кого в сорок втором не угнали. Друзьям сравнялось по четырнадцать годков. Лешка был маленький и щуплый, ледащий, как говорила Сашкина бабка. А ее внук, напротив, вымахал ростом, в плечах был широк, говорил едва не басом. Бабка боялась, что его заберут на принудительные работы, и велела мальчишкам не показываться немцам на глаза. Поэтому рыбу они ловили не в деревенской речке, а на дальнем озере, и пробирались домой поздно, преимущественно огородами.
Санек замер, не выпуская удочку из рук и не сводя взгляд с поплавка. Однако поплавок мелькнул еще раз, ушел под воду и больше не показывался на поверхности.
– Большой, наверное, даже… – без уверенности в голосе повторил мальчишка.
– Сам ты большой! – передразнил его приятель. – За корягу зацепилось, наверное…
– Придется нырять… – тяжело вздохнул Санек.
Вода была еще холодная, только недавно стаял лед. Сашка стащил через голову тут и там заплатанную бабкой рубашку и взялся за резинку штанов.
И тут они услышали невдалеке шум мотора. Лешка повернулся в ту сторону и прислушался.
– Немцы! – тихо сказал он.
– Врешь! – неуверенно ответил Санек. – Какие немцы? Откуда им тут взяться даже?
Место было тихое, заповедное, ни дороги рядом, ни самой захудалой деревеньки. Мальчишки добирались сюда едва заметными лесными тропами, в первый раз едва не заблудились.
Лешка прыгнул на камень, высовывающийся из воды, и снова прислушался. По воде звук разносился далеко, он явственно различил немецкую речь.
– Пойдем посмотрим! – предложил он. – Интересно, что им тут надо?
– Ты что… – испугался Санек, – а если заметят?
– Не заметят, – отмахнулся Лешка, – мы тихонько…
Несмотря на маленький рост и щуплость, он был в их дуэте главным, и Санек всегда его слушался. Но на этот раз он вспомнил строгий наказ бабки и помедлил.
– Струсил, да? – усмехнулся Лешка.
– Ничего и не струсил даже! – обиженно пробормотал Санек и грустно оглянулся на запутавшуюся леску. Было жаль крючка, когда еще проволоку достанешь?
Лешка уже продирался вдоль берега, стараясь не шуметь и не сильно дергать кусты. Приятель бросился за ним.
Через минуту Сашкина лопоухая голова показалась над кустами и пропала. Дальнейший путь приятелей можно было проследить по едва шевелящимся прибрежным зарослям.
Голоса немцев становились все ближе, но берег озера был тут извилистый, густо поросший кустарником, поэтому увидеть приятели ничего не могли. Лешка сделал несколько шагов и вдруг застыл на месте. Санек с разбегу налетел на него.
– Тише ты! – раздраженно зашептал Лешка. – Тут они, почти рядом. Хорошо, что собак нету, а то мигом бы нас учуяли…
Очень осторожно он высунул голову из куста.
Немцы суетились на берегу возле катера. С него на довольно высокий берег были переброшены две доски, и по этим доскам двое солдат в немецкой форме носили железные ящики, выкрашенные темно-зеленой краской. Еще трое оставались на берегу, держа под прицелами автоматов лес, подходивший к самой воде. Распоряжался солдатами капрал с повязкой на рукаве, а чуть в стороне стоял долговязый офицер, показавшийся Лешке знакомым.
Немец был худой и очень высокий, ходил ссутулившись, смешно загребая ногами, мальчишки прозвали его Глиста в мундире.
– Вот интересно, что это Глиста тут делает… – одними губами прошептал Лешка.
Подошли еще двое солдат с автоматами, один доложил что-то офицеру. Тот заторопился, хлопнул по последнему ящику и прыгнул на катер.
– Куда это они? – спросил Санек. – На тот берег, что ли? Так там и жилья-то никакого нету…
– А я знаю? – огрызнулся Лешка.
Когда он чего-то не понимал, то становился очень сердитым.
Немцы, однако, отплыли недалеко. Катер встал носом к ветру, и мальчишки увидели, что с левого борта в воду упали темно-зеленые ящики. Немец по прозвищу Глиста проводил их глазами и записал что-то в маленькую книжечку.
После чего катер круто развернулся и скорым ходом пошел к берегу. Долговязый офицер выпрыгнул первым и зашагал от берега к лесу, его сопровождали четверо солдат. Остальные трое под командой капрала направились к катеру.
Санек переступил ногами и едва не упал, ухватившись за куст. Из-под ноги вырвался камень и упал в воду с глухим плеском.
Немцы заметили движение в стороне, раздалась резкая команда, и рядом с мальчишками зажужжали пули. Лешка испуганно плюхнулся на мокрый песок и застыл, прикрыв голову руками, преодолевая дикий страх и желание бежать сломя голову, бежать куда угодно, только бы не слышать автоматных очередей и свиста пуль. Санек, как всегда, последовал его примеру.
На самом деле немцы ничего не заметили, стреляли на всякий случай, для порядка. К тому же они очень торопились, так что капрал дал команду прекратить стрельбу.
