– В последний раз спрашиваю: зачем вы склеили попугаев «Моментом»?
Вот уже 10 минут мама задавала нам с Костиком этот вопрос. Мы упорно разглядывали свои ботинки и молчали. Даже не поднимая глаз на маму, можно было догадаться, что она сейчас снова похожа на Малефисенту. Такая же красивая и злая. Ну, по отношению к нам злая. А к попугайчикам – добрая. Вон как переволновалась за них.
– Ну, рассказывать будете или губы себе вы тоже «Моментом» намазали?
Вроде, гроза пошла на спад. Мама, похоже, начала уставать злиться. Она хорошая у нас, очень. Поругается-поругается, а потом потреплет по макушке и пошлёт в детскую до вечера. Типа наказание такое.
– Мы хотели, – начал осторожно Костик, – чтобы у них были птенчики.
– Что?! А причём тут клей?!
– Понимаешь, нам на природоведении в школе рассказывали, – пришёл я на выручку брату, – в общем, Петька Колбаскин спросил у Елены Павловны, почему Пыжик и Жучка (собаки нашего школьного сторожа) так странно себя ведут. Ну, он – Петька то есть – у окна сидит, понимаешь? Ему видно всё, что на школьном дворе происходит. Вот он увидел и спросил. А Елена Павловна нам сказала, что это они так обнимаются, чтобы у Жучки щенки были. А больше ничего не сказала. Только то, что подробности мы узнаем годика через три на уроке зоологии.
– Вот мы с Данькой и захотели, чтобы у наших попугайчиков тоже птенчики были, – продолжил Костик. – А они почему-то друг к другу как Пыжик с Жучкой не прижимались. Мы их и так сажали, и эдак. Ну мы и решили им немного помочь. Чтобы они хоть пару минут рядышком посидели. Вот и помогли.
Мама закрыла лицо ладонями и вдруг начала сильно, но беззвучно трястись. Её плечи ходили вверх-вниз, вверх-вниз. Мы, было, испугались и кинулись к телефону «скорую» вызывать, но тут мама издала звук, очень похожий на тот, который издают слоны, вернее, слонихи, и громко захохотала. Смеётся наша мама ну очень красиво. И заразительно. Мы секунд пять держались, а потом тоже загудели как слоны, вернее, слонята, и прыснули что есть силы. Мама успокоилась, промокнула выступившие от смеха слёзы, взяла нас обоих за подбородки и спросила:
– А вам Елена Павловна на природоведении не рассказывала, что для появления птенчиков, щенят или котят, к примеру, пара попугайчиков, собак или кошек должна быть хотя бы разнополой?
– То есть как вы с папой? Мальчик и девочка, да? – догадался Костик. И вдруг как заревёт. Мы с мамой даже испугались.
– Кость, ты чего? – мама обняла его и слегка встряхнула. – Тебе, что, попугаев, что ли, жалко стало? Да ты не переживай так, я этих сиамских близнецов уже разъединила. Они теперь немного плешивые, конечно, но жить будут. Если вы никаких больше опытов на них ставить не будете.
Костик продолжал вопить, несмотря на мамины увещевания. Пришлось мне сбегать на кухню, набрать в рот холодной воды и устроить ему шоковую терапию. Бабушка так всегда делает, когда мы долго не слушаемся. Или когда бельё гладит.
– Ты что, дурак? – Костик поспешно вытер физиономию рукавом.
– Я тебя в чувства привёл. А ты обзываешься. Сам дурак. Чего ревёшь-то?
И тут Костик, то краснея, то бледнея, спросил у мамы: «А я, вот, с Зойкой Синицыной за одной партой сижу. И мы, вот, во время контрольных иногда очень близко друг к другу двигаемся. Что же это получается-то? Она же девочкаааа». Костик снова заголосил, а внутри мамы в этот раз пробудилось сразу целое стадо слоних, наверное. И смеялась она так долго и так громко, периодически похлопывая то Костика, то меня по спине, что я уж было хотел и ей шоковую терапию по-бабушкински устроить. Но не решился. А мама сама успокоилась, налила нам чай и всё объяснила. И про Пыжика с Жучкой, и про неё с папой, и про Зойку с Костиком. В общем, через три годика на зоологии мы Елене Павловне сами всё расскажем.
А потом мама убрала со стола и почему-то не отправила нас в этот раз в детскую до вечера. А мы с Костиком сами пошли. На всякий случай.
– Вы чего это такой шум подняли, ироды? – баба Нюра не то чтобы нас не любила, но относилась на всякий случай с осторожностью, боясь, кабы чего не вышло. В принципе, правильно баба Нюра делала, что боялась. Хоть папа и сомневался порой в её умственных способностях, мы свою бабу Нюру всегда считали ого-го. Ну, сами посудите. Вот папа – разве он знает, как порчу дуршлагом снимать? Конечно, нет. А колорадского жука с огорода прогонять или соседей на чистую воду выводить? И тут мимо. Я уж молчу про информацию о том месте, где раки зимуют. Папа точно ею не владеет. А баба Нюра наверняка, но почему-то нам с Костькой никак не расскажет. Только грозится. Видимо, место это не самое безопасное.
– Хорош шуметь, говорю. Дед спит. Вы своим гвалтом не то что деда – мёртвого поднимите!
Мы с Костькой разом притихли.
– А что, баб Нюр, тут и мёртвые есть? А где?
Вам, наверное, смешно, а мы на полном серьёзе интересовались. Баба Нюра она такая, знаете ли. Папа говорит, что она кого хошь до могилы доведёт. Может, и довела уже, кто ж её знает.
– Если не прекратите носиться, то скоро появятся! – ответы бабы Нюры всегда были крайне чёткими и закрепляли в нас с Костькой понятие о причинно-следственных связях.
– Ты, баб Нюр, не сердись. Мы, пожалуй, пойдём с Костиком на чердаке поиграем.
Чердак у нас на даче был знатный, богатый. Мы столько хлама нигде больше не видели. Чего тут только не было! Старая печатная машинка, три башни пожелтевших журналов «Роман-газета», пар десять валенок, половина из которых была поедена не то мышами, не то молью, три коробки с тарелками, сундук с лампадным маслом и ещё один с вазелиновым, две керосиновых лампы, куча пакли, старые мамины куклы, её же школьная форма за все десять классов, алюминиевые кастрюли размером с бочку для полива, цветочные горшки, неработающий холодильник «Зил», физическая и политическая карты мира, старый унитаз, а также мышиные какашки и пять галош на одну ногу. Эти галоши нам с Костиком долго покоя не давали, мы всё пытались выяснить, что за одноногий предок их носил, но нам так никто и не открыл эту тайну. Ещё там были обрубленные по пояс памятники каким-то двум мужикам: один лысый, а второй с усами и бородкой. Папа их называл бюстами. Хотя какой там бюст – курам на смех. Вот у соседки тёти Гали – бюст!
В каждый заход на чердак мы с Костиком находили что-нибудь новенькое. Вернее, старенькое, но ранее не замеченное. В этот раз мы решили забраться под самую крышу. Несмотря на середину дня, под крышей было довольно темно, так как свет сюда проникал только через щели в досках. Не найдя ничего, кроме старых птичьих гнёзд, корзин и пыли, мы уж было собрались спускаться вниз. Как вдруг Костик резко остановился и словно окаменел.
