2 ноября 2016 г. Обед с Феликсом
В этом году в Москве первый снег выпал в середине октября. Мэри вышла из подъезда и с тоской огляделась по сторонам. Мир вокруг был серым, тяжелым, она сразу замерзла, несмотря на теплый пуховик и шерстяной шарф. Мэри стояла на крыльце и не решалась сделать шаг вперед, как будто, ступив с бетонных ступенек на промерзший асфальт, покрытый снежной кашей, она никогда не вернется обратно. Неподъемное небо лежало на голове и давило виски, серость пробиралась внутрь тела, свинец заливался в мозг. Взгляду не за что было зацепиться, ничто вокруг не содержало радости и не могло поднять настроение. В спину ударила железная дверь, толстая тетка с мусорными пакетами в обеих руках злобно буркнула: «Что встала?» и прошла мимо, толкнув Мэри плечом и облив ненавистью. «За что она ненавидит меня? – подумала Мэри с ужасом, – За что? Может быть, там был кто-то из ее близких…» В минувший год концентрация ненависти, поглощаемой Мэри ежедневно, превысила предел терпения и она чувствовала, что больше так не может. В этом городе нет радости, нет света, нет покоя, а есть только тоска и хмурая безнадежность, и выхода не видно.
Мэри надела капюшон и заставила себя спуститься с крыльца. Острая ледяная крупа вонзилась в лицо, как тысяча маленьких пощечин, Мэри вздрогнула, плотнее закуталась в шарф и побежала в сторону автобусной остановки. Каждое чертово утро она думала, зачем вставать с кровати, выходить из дома, вливаться в бесконечный поток людской злобы, отторгающий ее, как вирус, и из дома не выходила, но встречу с Феликсом нельзя было отменить. Они не виделись почти полгода, он слишком долго ждал ее решения.
Феликс был сиятелен, как барин на выезде. Его высокая тучная фигура была облачена в дорогой костюм, из-под пиджака слегка виднелось брюшко.
– Привет, красавица, – он встал и приобнял Мэри за талию, предлагая стул. – Прекрасно выглядишь.
– Спасибо, – дежурно ответила Мэри, создав видимость улыбки на лице.
– Что будешь? Здесь отличный стейк, я себе заказал, тебе не стал, подумал, выберешь сама, – говоря это, Феликс деловито распоряжался предметами на столе, переставлял бокалы, складывал одну на другую лишние тарелки, пока официант мялся рядом и не решался выхватывать у деятельного гостя посуду из рук.
«Откуда у него столько энергии, – с тоской подумала Мэри. – И это вечное стремление подстроить реальность под себя, как же оно меня бесит».
– Мне, пожалуйста, теплый салат с морепродуктами и розовое вино, – сказала она официанту.
– Бокал? – уточнил молодой человек.
– Пока да, – кивнула Мэри. – Хотя несите сразу два. И кофе.
– Я налью вам два бокала в один большой, хорошо? – предложил официант. Мэри кивнула и улыбнулась мальчику, который поспешил ретироваться на кухню.
– Ты опять ничего не ешь, – заботливо, как мамочка, отчитал ее Феликс. – Я переживаю за тебя.
– За себя переживай, – огрызнулась Мэри. – Я разберусь.
Феликс ничуть не обиделся на ее выпад. Никто не воспринимает ее всерьез, впрочем, так было всегда. Официант поставил перед Мэри бокал вина, бокал действительно был большим, из тонкого стекла, на длинной ножке, стекло слегка запотело и отдавало приятную прохладу.
– Ты подумала о моем предложении? – спросил он, разрезая мясо, приготовленное с кровью.
Мэри сделала глоток сухого вина и ответила:
– Феликс, когда ты успокоишься? Найди себе кого-нибудь помоложе, мне так скучно, что зубы сводит, со мной больше нельзя развлекаться. Ну правда. Я давно не такая, как раньше.
– И какая ты теперь? – весело подхватил Феликс. Он любил флиртовать с женщинами и с удовольствием поддерживал любую предложенную дамой игру.
– Злая. Жестокая. Циничная. Постоянно в плохом настроении. Ничего не помню, особенно хорошее. Никого не люблю. Продолжать?
– Удивила, все бабы такие, – пережевывая мясо, ответил Феликс. – Зато ты честная. Умная. Красивая.
– Заткнись, – грубо прервала его Мэри. – За красоту ты все готов простить, но разве это во мне главное? Разве моя ценность ограничивается только красотой? Ты не уважаешь меня совершенно, даже не слышишь слов, еле скрываешь пренебрежение. Ты помнишь, какой я была, когда мы встретились? И кого ты сделал из меня?
– Ты сама это сделала, – твердо перебил ее Феликс. – У тебя был выбор и не перекладывай на меня ответственность. Отвечай сама за свои действия. Ты не хуже меня знаешь, какую ценность представляешь, хватит вымогать одобрение.
Конечно, он прав. Но как хочется назначить виноватым в своих провалах кого-то другого.
Мэри сникла.
– А если бы я была некрасивая, ты бы меня любил? – спросила она, в попытке разрядить обстановку.
– Конечно, любил бы, – соврал Феликс, не выдержал и засмеялся от своего наглого вранья. – Любил бы, милая.
И опять Мэри, как всегда, с этим человеком, провалилась в пропасть снисхождения. Ну да, она всего лишь глупая женщина, сделала маникюр перед встречей с ним, уложила волосы и накрасила глаза, встала на шпильки и надела обтягивающее платье, чтобы взгляды окружающих скрещивались над их столиком, как любил Феликс. Ей можно дать поблажку, она на высоте, царица горы, повелительница ночи, и так мало времени осталось для пользования такими конечными ресурсами, как молодость и красота. Но пока она прекрасна, почему ей постоянно кажется, что она ничего из себя не представляет? Почему она так не уверена в себе?
– Я плохо себя чувствую в последнее время, – пожаловалась она Феликсу. – Какой-то совершенно… никчемной.
– Женщине в этом плане проще, – утешил ее Феликс, – никчемность можно оправдать материнством. А мужчина либо миллионер, либо неудачник. Ты так и не надумала рожать?
– Нет. Я не хочу детей. – В голосе Мэри не звучало ни капли сомнения.
– Очень жаль. Такая генетика пропадает. Дай мне хотя бы свои яйцеклетки, я найму суррогатную мать.
– Чтобы ты сделал из моих детей таких же моральных уродов, как ты? Нет, спасибо. Пусть лучше их вообще не будет.
– А вот это уже обидно, – констатировал Феликс, вытирая рот салфеткой, хотя он не обижался никогда. – И кстати о миллионах и твоей ценности, что ты думаешь о моем втором предложении?
Вот ради чего затевалась эта встреча. Мэри знала, о чем пойдет разговор и готовилась к нему, но все равно не смогла сдержать разочарования. Феликс всегда был настойчив и не упускал возможности надавить на нее, вызвать чувство вины, и каждый раз она наивно предполагала, что ей не будет больно.
– Феликс, я не вернусь. Я знаю, что отказываюсь от дела своей жизни. Оно и было ребенком, которого я придумала, родила, поставила на ноги и бросила, и возможно, я отказываюсь от самой себя, но… у меня нет выбора.
Феликс молча посмотрел на нее, огляделся по сторонам, наклонился ближе и почти шепотом спросил:
