Честно говоря, когда на тебя накатывает теплый воздух с периодичностью в пару секунд, сложно продолжать делать вид, что ты все еще без сознания. Можно, конечно, попытаться лежать трупом и не открывать глаз. Но давайте не делать из других идиотов – веки все равно будут предательски вздрагивать от прикосновения воздуха. А если их сжать покрепче, то и вовсе становится ясно – ты уже давно в себе.
Что привело в чувства меня? Несколько вещей. Во-первых, тот самый воздух, про который говорилось выше. Во-вторых, некий сжимающий дискомфорт в районе груди, напомнивший, что я жива и могу страдать сердечными заболеваниями (например, тахикардией от которой ритм больше похож на бег бешеной белки по кривым веткам). Ну и в-третьих, запах – резкий, грубый, продирающий носовые пазухи до самого мозга.
Вероятнее всего последнее дало такой удар моему беспамятству, что сознание волей-неволей решило вернуться ко мне. Впрочем, эти же факторы сначала предложили провести пассивную разведку. Открывать глаза и выдавать себя сразу я не собиралась. Хотелось понять насколько безопасно вокруг прежде, чем увидеть все таким, какое оно есть.
Но веки выдавали меня сильнее, чем сбившееся дыхание. Отчего рекогносцировку пришлось проводить в ускоренном варианте. Запах не показался мне знакомым, но и особой опасности в нем не чувствовалось. Иначе внутренний тревожный звоночек заверещал бы так, что заложило бы уши. Тяжесть в груди показалась странной – болело снаружи. Наверное, кто-то на меня давил. Может, пытались сделать непрямой массаж сердца, чем и вернули к жизни? Как знать.
Вот и выходило, выдав себя веками и тяжелым дыханием, сейчас, продолжая претворяться без сознания, я подвергаюсь большему риску, чем мобильная и зрячая. Оттого, собрав волю в кулак, сжав зубы и настроившись на худшее, пришлось открыть глаза.
И встретиться с большими зелеными зрачками, окруженными золотым полем радужной оболочки. Мы изучали друг друга. Впрочем, можно ли так называть то, что сейчас происходило? Я ведь видела только глаза невероятной красоты, а их обладатель уже успел рассмотреть меня со всех ракурсов.
И будь я попугливей уже бы верещала, как резанная, пытаясь сбросить с себя чужака и скрыться в ближайших кустах. Но моей стойкости духа хватило на то, чтобы дождаться, когда глаза отдалятся, демонстрируя необыкновенную, узкую морду с ноздрями похожими на запятые, глядящие друг на друга, на кожистом носу, которым эта морда и заканчивалась. А вот вставать с меня ее хозяин не собирался, продолжая легко давить на грудную клетку, успокаивая тем, что пока мне сердечно-сосудистые заболевания не грозят.
– Здравствуй, – неожиданно для самой себя произнесла я и улыбнулась…
Я всегда считала, что при переезде предусмотрела все. Выбрала самый глухой угол планеты, где зимой холодно, а летом комары размером с корову, чтобы никто не бродил по тем лесам ни ради охоты, ни ради грибов. Заодно проверила, где проложены ближайшие дороги и примерные планы на их переразмещение, на всякий случай, чтобы не оказаться на пути прогресса.
Построила сруб (да-да, почти своими руками, между прочим) без всяких благ цивилизации, не забыв и про замечательный, старый добрый туалет на улице, но поближе к дому и со всеми возможными отводами, чтобы не лишиться обоняния к тридцати.
Вместо ограды – дремучий лес. Вместо охранной собаки – капканы на медведя в радиусе полукилометра. Правда, эта предосторожность мне все же казалась и тогда, и сейчас излишней – кто в здравом уме потащится к чуть ли не землянке посреди разросшейся чащи, где деревья так лупят по морде и рукам, что никакая заживляющая мазь не поможет, а кусты отлично маскируют кочки, ямки, что нарыли по лету грызуны и норные животные, а порой и небольшие затоны, образованные выходом грунтовых вод по тем или иным причинам? Но один заботливый человек при переезде настоял, а я не стала возражать. Пусть ему спокойней будет
Кстати, зверье тоже не очень интересуется моим присутствием в их лесу. Я для них то ли невкусная, то ли слишком злая, то ли наоборот – равнодушная к ним. Отчего сами они не обращают внимания на наличие среди деревьев относительной разумной жизни.
Хотя мне порой кажется, что местный медведь и лисы считают меня стоящей по интеллектуальному развитию в сравнении с ними ниже – осенью не запасаюсь, как потерпевшая, зимой шляюсь, вместо того, чтобы спать мирно до ледохода, не рою берлог, а наоборот прячусь от непогоды в какой-то странной деревянной штуке, не сильно похожей на дупло. В общем, тупая, странная скотина, живущая по соседству. Еще и одна, без своего самца.
Думаю, что все посчитали меня безобидной, а я и не возражаю. Будто они каждый день устраивают перекличку, чтобы убедиться – никто из белок, барсуков, тетеревов или рябчиков не сменил место жительства без оповещения местного населения. Поэтому не думаю, что кто-то воспринимал меня опасной или пытался опознать новую вялящуюся тушку под крышей сруба.
В любом случае, зверье на меня крестовый поход не устраивало, а я старалась не сильно влиять на их демографическую политику, отдавая предпочтение рыбе (за которой приходилось идти почти десять километров по высоченным кустам) или плодам своего собственного таланта агрария. Собирательством не злоупотребляла, особо за пределы своего хозяйства не выглядывала, чтоб не нарушать налаженную здесь за сотни лет экосистему.
В общем, предусмотрела все, как мне всегда думалось.
Но не учла один очень сильный и непредсказуемый фактор – человеческий. Как оказалось, эта странная, любопытная тварь пролезет везде, даже там, где ей и быть-то не надо. Я тому самый яркий пример. Но у меня есть оправдание.
А вот остальные…
Стоишь себе спокойно посреди огорода в позе истового идолопоклонника, мирно выкапываешь картошку, не мирно ругая проволочника и три клубня под кустом, одновременно возлагая надежды на следующий. А тут кто-то решает нарушить твое единение с природой жутким, душераздирающим криком. Будто ему причинное место моим капканом оттяпало.
И все! Прощай покой. Ясно ведь, как светлый день – лесной бедолага шел ко мне.
Интересно, кто ему дал мои координаты, но не предупредил про систему примитивной безопасности? Впрочем, если не истечет кровью, то в ближайшие двадцать минут гость нарисуется где-нибудь в кустах. Наверное, в районе запада – из малины выйдет.
Прикинув направление и время, которое потребуется несчастному, чтобы дойти к моей «фазенде», я вернулась к насущному – многострадальному картофелю, которому суждено кормить меня зимой. Если, конечно, до этого какой-нибудь мерзкий, сволочной грызун не найдет дорогу к погребу и не сожрет все раньше меня.
