Старик бежал. Бежал настолько быстро, насколько хватало ему сил, часто спотыкался, падал, но упрямо поднимался с земли и снова бежал. Серой тенью он двигался вперёд с той невеликой скоростью, которую с превеликим трудом позволяли развивать его измученные артритом стариковские ноги. Непонятно было, как только могло выдерживать подобный бешенный темп его сердце, стучавшее внутри впалой грудной клетки так, словно хотело выпрыгнуть наружу или просто пыталось разбиться изнутри о рёбра, настолько гулкими и прерывистыми были его удары. Но старику, казалось, было всё равно, что он в любую секунду сделав ещё один, дающийся с невероятным трудом шаг может просто упасть и больше не подняться. Но он упрямо шёл дальше, нет, уже не бежал, а просто шёл, плёлся, еле волоча свои старые ноги, согнувшись едва ли не до самой земли и обхватив худые костистые плечи руками. А злой радиоактивный ветер Светящегося Моря яростно трепал его редкие седые волосы, поднимал тучи чёрной пыли, давно уже покрывавшей несчастного с головы до ног, швырял щедрыми горстями в лицо, забивал ею лёгкие. Пытался свирепыми порывами сбить с ног упрямца, неизвестно какими судьбами оказавшегося в самом сердце заражённых земель, засыпанных тоннами радиоактивного пепла с торчащими тут и там покорёженными, обугленными стволами мёртвых деревьев. Казалось сама чёрная пустыня вокруг недоумевала, как это он, этот жалкий убогий сморчок, это едва держащееся на своих худых как палки ногах недоразумение умудрилось до сих пор оставаться в живых посреди её смертельных объятий. И собиралась это досадное упущение в самом скором времени исправить.
Но старик упорно, как одержимый шёл и шёл вперёд к какой-то важной, одному ему ведомой цели. Видимо настолько для него важной, что заставила его в одиночку, без всего, практически раздетым пуститься в отчаянное, граничащее с безумием смертельно опасное путешествие. Вся его так называемая «защита» состояла из тонкого лабораторного халата, одетого поверх ещё более тонкой рубашки, который из белого давно уже превратился в тёмно-серый, старых драповых брюк и стоптанных, державшихся на честном слове ботинок. До сих пор несчастному везло. Несказанно, просто фантастически везло. Всего лишь час с небольшим назад ему посчастливилось обойти стороной огромную лужу диаметром ярдов около двадцати, глубиной по колено и наполненную до краёв вяло колышущейся зеленовато-коричневой жижей, по поверхности которой плавали хлопья мерзкой пены. Отвратительную жидкость, из которой состояла эта лужа, назвать водой ни у кого в здравом уме язык не повернулся бы, даже если этот самый гипотетический «кто-то» очень сильно этого захотел. Но страшна была не сама лужа, исходящая как и вся земля вокруг ядовитыми испарениями, уровень радиации снаружи и в глубине которой зашкаливал настолько, что казалось ещё чуть-чуть – и воздух вокруг просто начнёт светиться. Крайне опасны были те вселяющие животный ужас существа, что стояли, сидели, а порой и вовсе лежали в её мутных водах.
Когда-то очень-очень давно все они были людьми. Самыми разными, молодыми и старыми, добрыми и не очень, весёлыми и грустными – всякими. Но теперь их всех объединяло и роднило одно очень печальное обстоятельство. Однажды в прошлом каждому из них, вместе с многими миллионами других людей «посчастливилось» на личном опыте испытать все прелести попадания под массированный ядерный удар. Не испепелённые с теми самыми миллионами других таких же «счастливцев» в первые минуты войны в ярких, много крат ярче самого солнца термоядерных вспышках, не будучи распыленными на атомы или сметёнными и перемолотыми в кровавый фарш ударной волной и не сгорев заживо в бушевавших кругом пожарах, эти люди тем не менее получили такую дозу облучения, что девять из десяти умирали в первые же дни или даже часы. Сгнивая заживо, буквально растворяясь изнутри, выхаркивая кровавые ошмётки, в которые превращались их внутренности. Но нашлись единицы, которые не умерли сразу. Каким-то неведомым, чудовищным образом они изменялись, со временем превращаясь в существ, продолжавших всё ещё во многом походить на людей, но людьми уже не являвшимися. Одно ли только сильное радиационное облучение послужило этим метаморфозам или был какой-то ещё неизвестный фактор, вкупе с радиацией повлиявший на тот кошмар, что происходил с этими людьми, наверняка сказать не может никто. Но так появились те, кого некоторое время спустя выжившие в ядерном аду люди окрестили «радиационными гулями». Существа, живущие немыслимо долго и медленно, но неотвратимо гниющие заживо, они так же медленно и неотвратимо со временем теряли рассудок и превращались в жутких, кровожадных монстров, не ведающих ни жалости, ни страха, ни раскаяния. Всё время терзаемые неутолимым голодом, эти бывшие люди жили единственным желанием отведать свежей окровавленной плоти, и не важно, кому будет принадлежать эта плоть. В разных местах их называли по разному: «облучённые», «гнилушки», «облезлые», «зомби» – всех прозвищ и не перечислить, но самой сути это не меняло. В большинстве людских поселений к «нормальным», ещё не впавшим в кровавое безумие гулям относились со смесью жалости и отвращения, позволяли им селиться и жить рядом. Но всё же очень многие их презирали и при любом удобном случае всячески измывались над несчастными и третировали их. Сами же эти, так называемые «разумные» гули старались по возможности жить наособицу, зачастую образуя целые поселения, состоявшие исключительно из себе подобных. Вот и наш несчастный странник едва не угодил в горячие объятия этих самых «диких» гулей, которые мигом разодрали бы его в клочья, попадись он им на глаза. И убежать ему от стаи «дикарей» точно не удалось бы, нечего даже и думать. Но на сей раз капризная госпожа удача была на стороне старика. Когда очередной порыв ветра разогнал ядовитые клочья тумана, мутной пеленой покрывавшего просторы Светящегося Моря, он первым успел заметить радиоактивную лужу с её кошмарными, смертельно опасными обитателями и свернуть в сторону до того, как те увидят его самого и незамедлительно явятся по его душу.
И вот теперь старик шёл, вернее едва плёлся, держась за сердце и хватая ртом насыщенный отравой воздух. Он пробирался среди бетонных обломков, в беспорядке нагромождённых друг на друга, причудливыми скалами тут и там выступавшими из клубящейся ядовитой мглы. Пару минут назад старик проглотил последнюю таблетку «Рад-Х», препарат, который он не переставая принимал с того самого момента, как очутился на поверхности Светящегося Моря. Маленький стеклянный пузырёк, который выпал из дрожащих пальцев, вмиг унесло резким порывом ветра. Старик судорожно вздохнул, захрипел и зашёлся в диком приступе кашля, выхаркивая длинные чёрные сгустки. Наконец ему удалось кое-как отдышаться, он вытер будто углём испачканные губы рукавом халата и снова побрёл дальше. Теперь, как только действие таблеток, защищавших его организм до сей поры от радиации закончится, смертельное излучение возьмётся за него уже в полную силу. И тогда его отчаянный забег закончится очень быстро.
