Сквозь разбитое стекло меня обдувало запахом мокрого леса. Но грузовик ехал медленно, и этот ветерок не мог перебить вони, стоявшей в кабине. Пахло бензином и тухлым мясом.
Деревья тихо скользили мимо нас. Лунный свет ярко вспыхивал на трещинах в лобовом стекле каждый раз, когда грузовик попадал колесом в ямку или наскакивал на камень. При этом машина содрогалась в таких конвульсиях, что каждая кочка могла стать для неё последней.
– Чудо, что такая штука ещё может ездить! – сказал я.
– Есть вещи и почудеснее, – проворчал водитель.
Его голос звучал хрипло и неразборчиво.
– И далеко вам на нем ехать?
– Недалеко, – сказал он. – До кладбища.
Я не люблю чёрный юмор, но полнолуние, южная ночь, мрачный густой промокший лес и этот полумёртвый грузовик располагали именно к таким шуткам, так что замечание водителя показалось мне остроумным. Я тоже пошутил в ответ:
– Поэтому мы едем так медленно?
– А ты хочешь побыстрее?
– Да нет, спасибо, а то, на такой машине, боюсь, не стало бы нам по пути.
– А ты не бойся: туда всем по пути.
– И так успею.
– Точно, туда никто не опаздывает.
– Потому что не спешат?
– Потому что там никто не ждёт.
В первый раз за всё время разговора я посмотрел на своего собеседника. Его вид был также отвратителен, как и запах. В темноте я видел очень плохо, но мог различить поблескивающие в неприятной улыбке зубы и длинные спутанные волосы.
– Да ты, никак, сам уже оттуда? – пошутил я, и мне стало не по себе.
Я перевёл взгляд на руки, лежащие на руле. В свете луны они были видны гораздо лучше, чем лицо. Из полуистлевших рукавов торчали кости, с которых местами свисали гниющие ошмётки кожи. На пальцах её совсем не осталось: косточки были только кое-где прикрыты грязью и плесенью. Странно, что суставы ещё сохранились и, видимо, нормально действовали.
– Испугался? – рассмеялся водитель.
Я уже давно не в том возрасте, когда боятся привидений, оборотней и разных оживших мертвецов. Мне было достаточно ткнуть его пальцем, чтобы он развалился, даже молитвы или заклинания не потребовались бы. Я не испугался, но находиться в одной кабине с нелюдем в полнолуние, среди леса, да ещё и по дороге на кладбище я, конечно, не хотел, мне это было неприятно, я был даже готов снова оказаться на пустой лесной дороге среди ночи. Я схватился за ручку двери, готовый выскочить из машины на ходу, благо мы ехали не быстрее катафалка.
– Страшно? Страшно! – развеселился нелюдь.
– Да пошёл ты! – вскрикнул я, судорожно дёргая дверь. – Останови! Я дальше не поеду!
– А платить? Платить кто будет?! – радостно кричал нелюдь, уставившись на меня невидящими глазами.
– Останови, блин! Смотри на дорогу, мать твою, А то…
– А то что? Что мне будет?
– Тебе… Мне будет!.. До тебя мне!.. Мне на тебя!.. Останови машину!
Он расхохотался и резко вывернул руль. Грузовик съехал в кювет и остановился. Я продолжал трясти ручку заевшей двери.
– Так сколько дашь? – продолжал ехидничать гость с того света.
Я швырнул ему какую-то купюру.
– На! Купи дезодоранта, вонючка!
Дверца открылась, и я вывалился наружу. Думаю, я сумел сохранить достоинство, хоть и не удержал равновесие, споткнулся, пробежал полметра на четвереньках, вскочил, соскользнул в кювет, вынырнул, вскарабкался наверх с полными ботинками воды и, не оглядываясь, побежал в лес.
Пробираясь через валежник, я исцарапался и порвал одежду. Ноги путались в траве и корнях деревьев. Я натыкался на острые ветки, спотыкался и падал, но возвращаться обратно, к дороге, не хотел.
Я пробивался к светлой поляне и к замку, видневшемуся за деревьями.
Когда я проснулся, мир выглядел по-другому. Солнце, чистая и мягкая кровать. Было весело и уже не страшно. Я даже пожалел, что так быстро убежал от нелюдя: он наверняка был интересным собеседником и мог мне о многом рассказать. Что с того, что он вонял? Мало ли, кто чем пахнет! Почему люди так боятся всего незнакомого?
Я рассмеялся, вспомнив, как бежал от подгнившего шофёра, как скакал по корням и кочкам, а особенно, как ломился в дверь замка. Хорошо бы посмотреть со стороны, как среди ночи кто-то выбегает из леса, весь мокрый и расцарапанный, бросается к двери замка и начинает лупить по ней кулаками! Для полноты картины не хватает только проливного дождя и зловещих вспышек молнии. Но дверь мне открыл не какой-нибудь старый отвратительный горбун, а вежливый дворецкий. Он пожал мне руку, сказал, что меня здесь давно ждут, проводил в замок, расспросил, как я добрался. Его жена напоила меня кофе и проводила в мою комнату. Я отлично выспался, а утром меня уже ждал завтрак.
Я завтракал внизу, в большом зале. Это было как в кино: огромный стол, за которым сидел один я, серые стены, высокий потолок, старинная люстра, свечи в которой не зажигались уже, вероятно, лет сто. На стол подавал повар – совсем молодой мужчина, высокий, широкоплечий и очень заросший брюнет. Он был больше похож на лесоруба, чем на повара, но он был именно поваром, дворецкий мне это подтвердил.
Сам дворецкий тоже был не таким, как я его представлял: не старше сорока лет, аккуратно подстрижен, чисто побрит. На нём был тёмно-зелёный свитер. Очки окончательно делали его непохожим на дворецкого.
Он стоял молча всё время, пока я ел. Позавтракав, я попросил рассказать о замке. Мне вовсе не хотелось слушать долгие истории о потемневших от времени портретах стариков в камзолах и надменных типов в рыцарских доспехах. Я и так знал, что они травили и резали друг друга, пьянствовали, интересовались искусством, пастушками, лошадями и охотничьими собаками, женились и выдавали замуж дочерей, потом умирали тем или иным способом, причём именно смерть, как правило, становилось самым интересным событием в их жизни. Но я подумал, что дворецкий ждал так долго именно для того, чтобы всё это мне рассказать. Я приготовился мужественно слушать, но он сказал, что портретов прежних владельцев в замке нет. Раньше они висели в столовой, были среди них и полотна известных мастеров разных эпох. Но за века картины потрескались, их изгадили насекомые, кое-где появилась плесень. Прежний владелец их продал и на вырученные деньги сделал в замке ремонт.
