Май, 1952. Где-то в окрестностях Румбаде…
– Ты проклятый! – властный и суровый голос Главного Духовника миссии прервал стук обрядового джембе.
Столпившиеся вокруг последователи культа тут же умолкли и стояли не шевелясь. Многие так и не поднялись с колен, пригнув головы к самой земле. Главный Духовник медленными, уверенными шагами подошёл к избранному, стоявшему в центре круга, и поднёс свои ладони к его лицу. По губам избранного начала стекать густая, почти черная жертвенная кровь …
– Только когда ты выполнишь свою обязанность, ты избавишься от проклятия. – повелительным тоном продолжал Главный Духовник. – На священной горе Уваимба тебя ждёт награда. Ты должен избавиться от наших врагов до начала великого времени, избавиться от всех до единого, чтобы открылись врата Авресса…
Тремя месяцами ранее в Агве…
Меня зовут Бёрт Рекитт, но можно просто «док», хоть и доктором меня можно назвать с большой натяжкой. Моя история началась ещё в Бруклине, куда эмигрировали мои родители из Эдинбурга. Вместо берегов свободы они столкнулись со всеми прелестями жизни в эмиграции – безработицей, бюрократией и откровенной нищетой. Да, поначалу жизнь на новом континенте не заладилась от слова совсем. Но в большей степени, они были виноваты сами. Отец пристрастился к выпивке, потому мать бросила его и вышла замуж за одного семейного врача. Вскоре у меня появилось две сестры и брат, и жизнь завертелась своим чередом. Не то, чтобы для меня не было в ней места, отнюдь, во мне по-прежнему хотели видеть оплот и гордость всей семьи. Мать и отчим строили планы относительно моего будущего, расписав его во всей красе – сначала колледж, затем институт, после практика в какой-нибудь местечковой больничке, женитьба, наследники, и как итог – своя небольшая семейная практика до гробовой доски. Может, для кого-то это и звучит как предел всех возможных мечтаний, только такой сценарий был вовсе не для меня…
Систематически нарушая дисциплину, я провалил экзамены в колледже, но довольно быстро очутился в вечерней школе. После тягостной учёбы отчим всё же пропихнул меня в институт, где я едва смог окончить первые два курса лечебного дела и бросил всё к чертям, подавшись слесарем в грузовой порт. Для меня это стало началом взрослой и относительно независимой жизни.
Работёнка в порту была не самой лёгкой, но вполне покрывала мои запросы, которые сводились лишь к ставкам на «верных» лошадок и вечерам у барной стойки. Как это часто бывает, сначала удача была на моей стороне. Что было потом? Всё просто. Мои долги, которые только успевали копиться, перекупил некий тип по кличке Стефано и заявил мне неустойку в 250%. Будучи под влиянием рома, я врезал ему от души и без лишних слов. Теперь у Стефано нет двух передних зубов, а у меня права на жизнь в этом дерьмовом местечке. Дело было в том, что Стефано оказался сыном одного из совладельцев бруклинского игорного синдиката, и мне совершенно не хотелось попасть под горячую руку приспешников этого жалкого идиота.
Сэм на которого я работал в порту предложил мне "командировку", причём предложение было более чем заманчивое – поработать человеком в белом халате у некоего Айвена Грина. Работа конечно же была неофициальной, и заказчику было плевать на различные формальности, по типу оконченного образования, лицензий, аттестатов и прочего бумажного мусора. Суть была проста как пять пенсов: ему нужен был человек, который знает дело, нуждается в деньгах и ни о чём не спрашивает. К тому же, оплата была более чем сногсшибательной, чтобы ещё и задавать вопросы. Работать предстояло за пределами Америки – в Агве, одной небольшой стране в Африке, где как раз начинались работы на золотых приисках. Я счёл это подарком судьбы, и без каких-либо сомнений и сожалений смотался на черный континент.
Дорога была далёкой, но того стоила. Конечно, это был не рай на земле, но работа была не сложной. Бытовые условия тоже были далеки от шикарных – стихийный госпиталь в городке Мар, расположенном в аккурат посреди джунглей. Моими пациентами были шахтёры, которые получали различные травмы копаясь в этих приисках. В основном, это были африканцы, которых особо никто не щадил. Некоторым Грин платил сущие гроши, а некоторым и вовсе ничего. Да, они были его рабами. В основном, это были выходцы из местности Каоро, которая была частью Агве и исторически всегда находилась под гнётом колонизаторов или тех же коренных жителей Агве. Последние также работали на шахте, были такими же чернокожими, как и каоро, но уже имели более высокий статус. В скором времени я научился различать агве от каоро. Агве были высокими, жилистыми и более тощими, как мне показалось, в отличие от каоро, которые были мелкими, коренастыми и довольно взбитыми, но внушительно мускулистыми.
Грин щедро оплачивал работу агве, и даже закрывал глаза, когда они затевали драки или даже убивали кого-нибудь из каоро. Я был наивен, и не сразу понял, почему так происходило…
На шахте работали также и «белые» братья. Но их всего было трое. Ирландец из Корка – Томас Лим, канадец Эдвард Болард, и высокомерный американец Николас Вайтстоун из Нью-Джерси. Дело в том, что у Грина было несколько шахт на граничащих между собой территориях, потому ему нужна была команда, которая работала бы на него чётко и слаженно. У избранной троицы Грина была особая задача, они поддерживали безопасность конструкций шахт и обеспечивали рабочие поселения водой и продовольствием. И в это я тоже поверил…
Лим был крайне разговорчивым парнем, к тому же, самым молодым из всей нашей белой компании. Ему едва успело исполниться 25, в то время как мне уже давно перевалило за эти циферки. Двое других, Болард и Вайтстоун вели себя деловито и, откровенно говоря, заносчиво. Болард мне казался немного мягче и суетливее, и это было особенно видно, когда случались непредвиденные обстоятельства – он снимал очки трясущимися руками и натирал их до дыр. Вайтстоун был скользким типом, и мне казалось, что он корчит из себя эдакого «ковбоя». Даже эта шляпа, которую он никогда не снимал, была ему как нельзя кстати, только лошади не хватало. И конечно же – наш неизменный босс Айвэн Грин, который был не столько стар, насколько выглядел, просто судьба его изрядно потрепала. Он прилично хромал на левую ногу и всё время прищуривался, его лицо было покрыто глубокими морщинами, а руки буграми после какой-то тропической заразы. О нём мне было мало что известно, только лишь то, что с ним лучше не ругаться.
Я никогда не лез с расспросами, вспоминая условия, о которых говорил Сэм, просто держался «особняком» и делал своё дело. Было и кое-что ещё: все белые, как и агве, могли сами решать, в какой валюте они будут получать свои деньги, в долларах или «голдерах». «Голдерами» называли такую хреновину, за которую вы в данный момент нигде ничего не купите, зато в будущем сможете обменять их на золото, которые найдут в шахтах Грина. Чем больше вы собирали этих фантиков, тем и ваша доля в общем деле росла. По окончанию работ вы могли претендовать не более чем на 5,5% от общей массы золотого фонда, и поверьте, этого было бы невероятно много. Из белых только я и Вайтстоун согласились на этот эксклюзив, дикари агве также предпочитали только эти бумажки. Мне же попросту не нужны были доллары, я не планировал возвращаться ни в Америку, ни в Европу, потому ушёл в омут с головой. Играть, так играть по-крупному.
