Капитан Мороз сидел в кабинете за своим обшарпанным столом, покрытым зеленым сукном, и с угрюмым видом перекладывал бумаги в картонной папке с завязками. На обложке папки с неопрятными чернильными пятнами значилось «Дело 037». На широких крестьянских руках капитана НКВД, особенно на среднем пальце правой руки, тоже имелись подобные пятна. Не любил Иван Карпович писанину, терпеть он не мог скрипа пера по бумаге, звука, с которым перо тыкается в старую стеклянную чернильницу. Можно было бы, конечно, переложить всю канцелярскую работу на своего помощника лейтенанта Филонова. Но так уж заведено, что раз ты начальник, то должен сам, собственноручно писать рапорты о проделанной работе и проведенных оперативно-следственных мероприятиях и подшивать их в папку. Да и что писать, когда ничего не понятно, не знаешь, кого подозревать. Можно сутками сидеть за столом и скрипеть мозгами, можно ходить по заводу, только что толку. Раньше при наркоме Ягоде, говорят, проще было. Завел человека в кабинет, в бараний рог скрутил, так тебе любой что хочешь подпишет, да еще и сам красиво придумает, на какого империалистического врага работает. Да только с приходом Берии многих поснимали, а кое-кого и в лагеря упрятали за излишнее рвение. А ведь люди не для себя старались, для дела. Может, где и перегнули палку, так на то и тяжелые времена, враг ополчился на страну Советов, много врагов вокруг, и внутри Советского Союза не меньше. А мягкотелость, она до добра не доведет. Эх, еще бы знать, где враг сейчас, а то шлют телефонограммы, отчета требуют, а где найти этого врага? Есть ли он вообще на заводе? Откуда о нем узнали в Москве? А раз знают, то прямо бы и сказали. Темнят все, в шпионов играют.
– Разрешите, товарищ капитан?
Молодцеватый, веселый, нос картошкой и все время вроде как от солнца облез. Странный этот лейтенант Филонов. Вроде и парень неплохой, но уж очень выслуживается. Все ему больше других надо. Вот опять пришел с какими-нибудь планами, предложениями. Снег с шинели не стряхнул, а сразу в кабинет, сразу тараторить начнет. Эх, молодежь, нет в них солидности.
– Ну? – неопределенно спросил Мороз. – Что еще придумал? В отделе кадров, как я велел, ознакомился с делами прибывших на завод начиная с сорокового года?
– Так точно, – кивнув, с энтузиазмом сказал молодой сотрудник. – Я вам на подпись принес запрос на шестерых. Надо проверить их по предыдущему месту жительства и месту работы.
Филонов раскрыл папку и положил перед своим начальником лист бумаги. Он, конечно, понял, что Мороз брякнул так по забывчивости. Не он велел Филонову поработать с делами сотрудников конструкторского бюро. Идея была самого лейтенанта, но теперь это неважно. Лейтенант нетерпеливо переминался с ноги на ногу перед столом Мороза, глядя, как тот изучает список и личные данные всех шестерых. Подозреваемыми их назвать трудно, скорее всего, никто и не станет подозреваемым, понимал Филонов. Но проделать эту работу надо, проверку такую провести тоже необходимо. Но его волновало больше другое.
– Иван Карпович, нам надо провести оперативную разработку, – вкрадчиво заговорил Филонов. – Я тут схему придумал одну…
– Ты, Паша, куда несешься, как телок двухмесячный! – проворчал капитан. – Надо поразмыслить, понять, а тебе все бы кидаться в дело как в омут с головой. А если враг и вправду есть? А как спугнем мы его твоими необдуманными и поспешными действиями? Кому отвечать, коли он сбежит? Вот, то-то! Мне и отвечать!
– Не спугнем, Иван Карпыч, – заверил Филонов, – точно докажем вредительство.
– Ты бы вон поменьше якшался с дочкой викуловской, – недовольно ответил капитан. – Ты на службе, а на службе с этими делами ни-ни.
– Так я в нерабочее время, товарищ капитан! – улыбнулся молодой человек.
– А ты всегда на службе, – тоном учителя заявил Мороз. – Война, милок! Ты ночью спишь, а все равно как на службе. После войны шашни будем разводить. А как выяснится, что инженер Викулов вредитель, предатель, тогда что делать будем? Не зря он погиб, сдается мне, что сбежать хотел, да не все получилось у него! Чего ты не разрабатываешь инженера Викулова как главного подозреваемого? Из-за девки голову потерял?
– Да не подозреваемый он, что вы, в самом деле, Иван Карпыч…
– Как не подозреваемый? – возмутился Мороз. – Он рядом с установкой оставался, когда она взорвалась, что он там сделал, ты знаешь? Над двигателем трудился весь коллектив, создавал его, совершенствовал, а он вдруг ни с того ни с сего взорвался!
Филонов только махнул рукой, решив не начинать снова бессмысленный спор. Даже начальство в Москве отреагировало на рапорт Мороза вполне спокойно потому, что к нему были приложены объяснения ведущих инженеров. Взрыв мог произойти из-за микрораковины в стенке камеры сгорания. Определить этот заводской дефект отливки можно только специальной аппаратурой, но на настоящий момент ОКБ-21 такой аппаратурой не располагает. Но Мороз упрямо считает, что Викулов что-то подстроил в двигателе, когда остался один рядом с ним во время прогона на больших оборотах.
Вообще-то, Иван Карпович и сам понимал, что подозревать погибшего инженера оснований почти нет. Ну, если только как обычно, в порядке отрабатывания версии его возможной причастности к делу. Но уж никак не в качестве главного подозреваемого. Мороз сложил документы в старый, еще дореволюционный засыпной сейф и отправился домой, в свою холодную холостяцкую квартиру, выделенную ему по просьбе начальства. До работы здесь Мороз служил оперативным работником в одной из колоний Северлага. Там все было по-другому, и контингент был другой, и методы работы тоже. Но он получил ранение, последовала рекомендация медкомиссии сменить климат. И вот капитан НКВД Мороз отправлен в Горький, а потом война, а потом…
Раздался стук в дверь, она распахнулась. На пороге стоял Михалыч.
– Можно к тебе? – спросил он и, постукивая палкой об пол, сильно припадая на правую ногу, вошел в кабинет.
Как его звали, Мороз не помнил. Как-то так повелось с первого дня их случайного знакомства, что стал он звать этого фронтовика-инвалида просто Михалычем. Кажется, у того палка укатилась по льду, и Мороз поднял ее, подал мужчине. А тот пожал ему руку. Сильное было рукопожатие, мужское. Не чувствовал он себя убогим, не осуждал молча всех мужчин, кто работал в тылу, а не воевал на передовой. Умный мужик, дельный и рассуждал правильно. Что про политику партии, что про планы генералов, что про фашистскую Германию. Так и подружились. Сблизило этих двух разных людей, скорее всего, то, что Михалыч понимал Ивана Карповича как никто другой. Понимал и слушать умел и слова нужные находить. Пить с ним было интересно, по-мужски приятно. Приятно было с ним выпить, поговорить, душа теплела. Только русский человек, по-настоящему русский понимает эту неуловимую разницу между понятиями пить и выпить! С Михалычем было хорошо выпить, а не сидеть и пить, вот в чем секрет!
