Владимир Черноморский - Прощение | Forgiveness
| Название: | Прощение | Forgiveness |
| Автор: | Владимир Черноморский |
| Жанр: | Стихи и поэзия |
| Серии: | Нет данных |
| ISBN: | Нет данных |
| Год: | Не установлен |
О чем книга "Прощение | Forgiveness"
Будут медленно вращаться
люди, звери и картины
нашей маленькой эпохи —
несравненного пути.
И успеют попрощаться
(мы, конечно же, простим им)
те, кто знал, что это плохо,
но решил на круг взойти.
Бесплатно читать онлайн Прощение | Forgiveness
Фото Жанны Гурвич
Ты хочешь правде заглянуть в лицо?
Тебе слепцы подарят щит Персея.
На том лице все то, что ты посеял,
Растет, как волосы на лицах мертвецов.
Синий ветер печали
Синий ветер печали,
он уже не срывает мне крышу.
Он с годами слабел и теперь уважительно тих,
даже нежен,
как будто не дует, а благостно дышит,
колыхая дыханием ветви голые нервов моих.
Синий ветер печали,
он сошел с моего Синегорья.
Я стремился к вершине,
но льдом ее был обожжен.
И не понял тогда: это счастье мое или горе —
от пришедшего сразу уменья не лезть на рожон.
Синий ветер печали
от взгляда моей Синеглазки.
Помню, как он темнел,
но потом стал едва голубым.
Вот тогда я нашел
среди многих законов негласных:
не пытайся любить, если ты навсегда нелюбим.
Синий ветер печали
от потери друзей закадычных,
от дележки мечты,
как коврижки, заначенной впрок.
Можно сколько угодно
о дружбе до гроба талдычить,
только белая скатерть упирается прямо в порог.
Синий ветер печали
от рук, мне махавших прощально,
от турбин самолетов,
от шустрых шоссейных машин.
Он взрывался порою порывами брани площадной
тех, кого измерял я на свой архаичный аршин.
Синий ветер печали
от ночи, пришедшей внезапно…
Нет, еще погоди!..
Видишь?
Это зари окоем…
Ветер благостно тих, но устойчиво дует на Запад.
И уже не печалься: все это уже не твое.
Зацепиться
Зацепиться за кончик месяца.
Разумеется, не небесного.
Для того нужно быть либо дьяволом,
Либо глупым мультяшным приматом.
Зацепиться за 31-е мне родимого месяца марта,
Потому как остаться вне времени
И пространства случится мне без того.
Зацепиться за кончик улыбки,
Да такой благосклонной и терпкой,
Что захочется плакать немедленно
Вместе с белым счастливым облаком.
И прощай, тишина бессердечия…
А вражда мне давно уже побоку.
В общем, на краешочек любви
Вновь приводит судьбы моей шерпа.
Зацепиться за кончик печали,
Мне в наследство друзьями завещанной.
Он ведь выдержит груз моей совести?
Мне, наверное, хватит падений.
Я хочу сохранить вертикальность,
Пусть повиснув, считай, что по делу.
Но почувствуйте все-таки разницу:
Не повешенным быть, а подвешенным…
Фото Жанны Гурвич
Зацепиться за взгляды прохожих…
За листок из распахнутой почки…
Паутинку, по ветру летящую, и…
За мысль, что летит вслед за нею…
От которой я ловко прятался,
Ныне каюсь в том и леденею
До сцепленного с мыслью звена
Моей ДНК-цепочки.
«Как злобно ливень лупит снег!..»
Как злобно ливень лупит снег!
Ведь вроде оба – с поднебесья…
Меж ними там различий нет.
Но что-то в брате ливень бесит.
Что так же бел он и пушист,
хоть оба пали?.. Сам собою
стремится ливень заглушить
самосознание изгоя.
А ведь у них круговорот:
водой сольются – и на небо…
Там кто-то, видно, разберет:
кому – в дожди, кто – станет снегом.
Возможно ль падать, не ярясь,
коль время выпадать в осадок,
не втаптывая чистых в грязь
от невезухи, от досады?
О, Каин с Авелем весны!
Живу, влюблен. Но вижу это —
и ощущаю боль цены
за посещение планеты.
«Это дождь идет по серой мостовой…»
Это дождь идет по серой мостовой,
это ночь стекает в логово Луны.
Если вдруг уснешь на Запад головой —
видишь сны.
Это просто серый дождь по мостовой,
это просто ночь устала ждать зарю.
Это я уснул на Запад головой
и парю.
И проснуться мне не можется никак,
хоть артерии мои – как водосток…
Дождь проходит сквозь кровавые века
на Восток.
На Востоке дождь идет по мостовой.
А по следу снова стелется костер…
Человек упал на Запад головой,
руки к Северу и к Югу распростер.
«Когда поймешь, что одинок…»
Когда поймешь, что одинок,
сплети венок.
В стремнину жизненной реки
вплети родные стебельки.
А лепестки?..
Что – лепестки?..
Они отпали – вдоль реки.
Фото Жанны Гурвич
А тогда была девочка…
А тогда была девочка —
синеглазка, кокеточка.
Ну, такая хрусталинка,
лотерейный билетик!..
Все мечтал, все надеялся,
а мелькнула ракетою.
Отчего ж мы устали так,
не постигшие лета?
А потом была женщина —
безусловная, жаркая.
Было губ полнолуние,
осязание взгляда…
Как же мог я не сжечь себя,
разве кто-то бежал, как я,
и искал ново-лучшего
козырного расклада?
И потом были женщины —
не чужие, не жадные,
годы взявшие ласково
и легко, и нелепо.
Словно были завещаны,
от любви и от жалости,
ими: той синеглазкою;
той – сгоревшей до пепла.
Сердитый дом
Давно в мой город я приехал —
уж стал отцом, а был мальцом.
У нас в квартире было эхо,
а за окном – старинный дом.
Нештукатуреный и бурый,
два этажа, лепной карниз.
А за фасадом он как будто
обиду вечную хранил.
И, видно, потому там часто
я слышал женщин горький плач.
А дом был словно соучастник
их бесконечных неудач.
И, видно, потому там жили
такие злые пацаны.
Они нас били, мы их били —
и в этом часть его вины.
И в том, что подались в бандиты
И гнили в лагерях потом…
Я называл тот дом сердитым.
Сердитый дом, Сердитый дом.
Но время шло. Я юность встретил
с девчонкой в платье голубом.
И я сказал ей: «Где на свете
еще такой – сердитый дом?»
Она сказала: «Это правда.
Но я живу с рожденья в нем…»
И не сказала мне «до завтра».
Сердитый дом. Сердитый дом!
Фото Жанны Гурвич
Землетрясение в Ташкенте —
и дом остался в прожитом.
Но снова, как на киноленте,
Сердитый дом, Сердитый дом.
Он в черно-белых снах мне снится.
Все, очевидно, оттого,
что поселились его птицы
под крышей дома моего.
1980 г.
История одной любви
Цикл стихотворений
Люди как люди… квартирный вопрос только испортил их...
М. А. Булгаков
1
Опять запуталась луна
в переплетеньях винограда.
А ты желанна и хмельна —
моя посильная награда.
И солнечного света – лес,
и поцелуя – автострада…
Я понимаю: все, что есть, —
моя посильная награда.
…Но глаз твоих антициклон,
и рук сухая деловитость,
и время, то, что утекло, —
моя бессильная повинность.
Но сытость сердца твоего,
но черный сок твоей усмешки —
и нет меж нами ничего…
Моя бесславная кромешность.
И вдруг вулкан твоих волос
ворвался в горную прохладу.
И все, что в этот миг сбылось, —
Моя посильная награда!
И вновь желанна, вновь хмельна!
И торжествует право ночи.
Но как распуталась луна?
Как много в небе многоточий!
2
Сон и явь, и каждый час разлука.
Отчего так пусто без тебя мне?
Налетает черная голубка,
если нет тебя – со мною зябнет.
Что случилось? Стал я уязвим,
как колодец, ждущий чью-то жажду.
А со мною ты – и я храним
ласкою нахлынувшей однажды.
Юность потеряла идеал:
было все, а то, что есть, дороже.
И былой мечты мемориал,
милая, тебя затмить не может.
А когда беспомощность свою
Я отдам уставшими губами,
мир в душе опять не познаю —
от разлуки это не избавит.
Ягоды голубки исклюют…
3
Снова зарево. Рассвет или закат?
Объяснились бы… А рядом тебя нет.
В это время мы не встретимся никак,
мы встречаемся, когда повсюду свет.
Вновь стихов моих издерганная вязь,
и печали наших глаз сомкнулись вслеп.
Тут квартир чужих размазанная грязь —
С этой книгой читают
