Дуальность – это гармония. Зло и чернота может быть лишь в человеке.
– Ну, что же ты, Яглушка, всё хлопочешь, да суетишься? – раздался в светёлке усталый, чуть запыхавшийся голос бабушки Весеи.
Старушка всплеснула руками, наспех вытирая их о передник, и, пристроив свой кривой бодажок в угол, сгорбившись, устало опираясь о столешницу, опустилась на табурет у стола, возле которого хлопотала Ягла.
Темноволосая девушка чуть не уронила крынку с молоком из дрогнувших рук, подняла голову, отвлекаясь от дел, и недовольно нахмурила свои густые брови.
– Бабушка, что ты сызнова заладила? Надобно каши наварить, да пол подмести, а уж токмо потом и отдохнуть не стыдно.
– Ох, Ягла… – вздохнула старушка, опустив взгляд.
Она видела в своей внучке молодую себя: ловкую, работящую, энергичную, черновласую. Весея не могла нарадоваться на свою кровиночку, уж воспитала она её как полагается, без чьей-либо помоги. Всё то у Яглы ладилось. А пока бабушка предавалась воспоминаниям, да раздумьям, Ягла уже закончила с кашей и с шумом поставила дымящийся чугунок на стол. Тут уже вздрогнула Весея, поднимая грустные глаза с морщинками-смешинками, глубоко залёгшими на веки за все её прожитые годы. Бабушка будто встрепенулась и с хитрым прищуром вкрадчиво начала:
– Яглушка, тебе бы к празднеству готовиться, а не чугунками греметь. Платье готово, всю ноченьку вышивала.
Ягла молча разложила перед собой деревянные резные ложки, две краюхи хлеба, сдобрила чугунок с кашей ароматным маслицем и принялась за трапезу, будто бы и не слышала она речей старушки. А та решила настаивать, всё одно молвя:
– Ягла, Купалье, всё ж. А ежели не пойдешь к купальскому костру, ведьмой нарекут, да того хуже проклятия высказывать начнут.
Весея, уважая поверья, да зная, чем грозит их несоблюдения в ночь, когда чествовали бога полевых цветов и плодов – Купало, пыталась вразумить внучку, дабы беды не накликать. Это календарный обрядовый праздник, посвященный летнему солнцестоянию. В этот праздник чествовались две стихии: вода и огонь. Единство и борьба противоположностей – воды и огня, добра и зла, света и тьмы.
Обязательным обычаем этого дня было массовое купание. Считалось, что с этого дня из рек выходила вся нечисть, поэтому вплоть до определённого дня, можно было купаться без опасений. В этот праздник, по народным поверьям, вода может дружить с огнем. Символом такого соединения являлись костры, которые зажигались в ночь на Купалье по берегам рек. Кроме того, в купальскую ночь часто гадали при помощи венков, опущенных в реку: если венок поплывёт, это сулило счастье и долгую жизнь или замужество.
Весея всё чаще стала задумываться о том, что её век недолог, а Яглу оставлять одну на этом свете страсть как не хотела. Кручинилась Весея ещё и от того, что никто был не люб Ягле, хотя добрых молодцев хватало. Вон возьми, к примеру, подмастерьев Данилы мастера, соседа их. Два молодых, крепких, рукастых, ладных юноши, притом холостые. Вспомнив о них, Весея решила поставить точку в разговоре:
– Ягла, неужели тебя Беломир и Велеслав на празднество не звали?
Ягла, закончив трапезничать, отложила ложку в сторону и, наконец, решила высказать накопившееся.
– Бабушка, не о сватовстве мне нужно думать, а об хозяйстве. Скоро на пастбище идти за Яблонькой, травы накосить надобно, гряды полить. А лабазник когда ж собирать? Ведь зацветает. А ведьмой меня и так за глаза кличут за нос такой, да за… Сама знаешь.
Деревня их была небольшая, все друг дружку знали. И Весея сразу поняла, о чем говорила Ягла. Они часто на пару собирали травы подле леса, грибы, ягоды да коренья различные. От этого люд и поговаривал меж собой, будто ведьмы они, может от того и побаивались, но уважали. А на внешность свою Ягла зазря грешила: высокая, статная, коса тёмная да густая, глаза голубые, но в них будто отметины карие, точно родинки, то верно – «ведьмин глаз» в народе, нос чуть с горбинкой, но это девушку совсем не портило, напротив, придавало что-то особенное её образу. Да и с живностью Ягла ладила. За ней и ребятишки соседские часто увивались, которым девушка зачастую пристраивала блудных котят, да щенят.
По Ягле было видно, что неприятны ей разговоры ни о празднике, ни о женихах, ни о нарядах. Уж больно мудра она была не по годам, мудрость эта читалась и в её глазах, будто прожила она уж сотню лет и много чего на своём веку повидала. Больше всего девушку заботил быт, чтобы ладно да складно всё было у них с бабушкой, а отдыхала Ягла в лесу. Душой и телом расслаблялась, будто попадала она в тот миг в свой собственный мирок, казалось, лес живой – всё видит, понимает, силу невидимую даёт. Вот и сейчас, избегая опостылевших разговоров, Ягла спешила поскорее вырваться из душной избы на свежий воздух, вдохнуть его полной грудью, прочувствовать манкие ароматы свежескошенных трав, раскинуть под яркими солнечными лучами руки, словно крылья, глядя в чистое голубое небо.
Весея поняла, что разговор не сладится, она лишь молча кивнула на низкую деревянную дверь избы, тем самым давая понять, что Ягла вольна делать то, что считает нужным. Уже оставшись в светёлке одна, Весея чуть слышно проговорила, недовольно качая головой:
– Ведь как хороша, добрым людям на радость. Посмотришь, душа радуется. Да ну тебя!
Ягла не слышала слов, брошенных бабушкой ей в след, она уже наслаждалась пением птиц во дворе. Двор был у них на зависть всем: большое пространство украшали цветы, сидящие в резных горшках по обе стороны двора, даже у сараев Ягла смогла всё облагородить. Кусты дикой малины у тына, принесённые из леса прошлой осенью, прижились, всё благодаря стараниям девушки, и уже обещали на следующий год порадовать хозяек первыми ягодами. Гордостью Яглы был и огород, с которым девушка легко управлялась сама без помощи бабушки. Вот и сейчас она ловко зачерпнула большим ведром воду из деревянной кадки и, петляя меж грядок, принялась за полив. От дела Яглу отвлёк озорной смех и гомон ребятишек, раздавшийся у плетёной изгороди прямо за спиной.
– Ха-ха! Жених и невеста!
– А мне, когда я вырасту, тоже подаришь?
– Вы глядите, чего деется!
Ягла, неуклюже попятившись, запнулась о куст смородины и обронила пустое ведро на траву. Когда девушка неспешно подняла взгляд, ей удалось, наконец, разглядеть шумную толпу собравшихся озорников, а подле них, расталкивая гомонящих, появился один из подмастерьев соседа Данилы мастера. В руках Беломир держал охапку белых луговых ромашек и, прислонив ладонь ко лбу, пытаясь заслонить ею глаза от слепившего яркого солнца, начал вглядываться во двор Яглы.
