Когда ты очень долго садишься писать хоть что-нибудь, идеи успевают изжить себя и если ты не внес в основное произведение то, что у тебя было написано, а ты это потом перечитал, то все- читатель никогда не увидит этих строк.
Я от природы натура смелая и стеснительная одновременно: когда дело касается других, то я готова порвать на себе рубаху, в лучших традициях Данко вырвать себе сердце из груди и побежать впереди всей армады, однако, если что-то нужно мне, то буду долго мяться на пороге аки кот, который просится когтями в закрытую злым и противным хозяином дверь, ему ее благополучно открывают, но он продолжает стоять и не решается сделать шаг.
Стыдно и смешно.
Если кто-нибудь прочитает это кроме меня, то я буду считать, что совершила этот маленький шажок за такую страшную и опасную дверь.
Универсальная заметка:
Когда ты читаешь слишком много литературы, и она тебе нравится, а она при этом же вся такая разноплановая и манящая своими метафорами или их отсутствием, то бывает очень сложно. Ты сам пишешь что-то, но после того как написал, а после перечитал, начинаешь ощущаешь такую горечь, ведь то, что ты написал, не более чем мешанина из стилей и обтекаемых словами форм вещей реальной жизни. И так грустно за себя, что ты не на столько талантлив, чтобы откреститься и создать свой собственный стиль; чтобы кто-то прочитал твою писанину и воскликнул «Ну, точно же, так в духе Мудацкой (цкого)!» и чтобы довольно цокая языком, закивал и заулыбался во все свои 28 с пломбами зуба.
Однако, стоит уведомить своего достопочтенного читателя, что я, несмотря на свою огромнейшую не веру в себя, все же поддалась на мольбы одного прекрасного человека и решила начать писать своим стандартным и заштампованным языком, сидя в кофейне под итальянским брендом, отнюдь не горячий сицилийский роман и не погоню одной банды мафии за другой, нет, я решила, что буду скучна и банальна – напишу историю о людях.
Желаю приятного чтения и просто побольше веры в себя (это я сейчас скорее к себе обращаюсь, а не к Вам, простите за бестактность).
Я мчусь в автобусе, полным людей. Они говорят на разных языках. Во время разговора все как один одобрительно кивают головой или радостно вскидывают руки вверх, что заставляет задуматься – а не понимают ли они друг друга и без использования слов? Может, эти люди первые, кого простил Бог за желание создать башню до неба?
На заднем сиденье не очень удобно, но мне нравится, что я здесь могу сидеть одна, потому что, как правило, никому не нравятся места в конце автобуса из-за страшной трясучки.
За окном мелькают поля. Если долго смотреть на них, то рано или поздно захочется спать. Сейчас я сдаюсь и мои веки плавно закрываются…
Осень. Еще нет гадкой ноябрьской погоды, но уже прохладно и в домах не топят, так что все люди на улицах закутаны в шарфы и длинные пальто. Я вижу остановку, на которой столпились люди в ожидании трамвая. Я сама жду трамвай.
Автобус дергается на притаившейся кочке и подлетает вверх. Моя голова ударяется о раму окна и это заставляет переместиться мое сознание с остановки обратно в реальность. Никто не обратил на это внимание, все продолжали беседовать и смеяться, но для меня путешествие в сон в ближайшее время будет невозможным.
Теперь, когда заснуть я не смогу, мысли мои устремляются к тому, что привело меня на заднее сиденье автобуса, маршрут которого никому из едущих в нем не был известен.
Я пыталась на ощупь в полутьме найти дверь наружу и выбежать из душного зала до боли знакомой квартиры. В голове стучали молотки, а от перегара комнат хотелось выблевать внутренности наружу. Кое-как, впопыхах управившись, мне удалось открыть дверь и вывалиться вместе с моим вечным спутником- огромным рюкзаком апельсинового цвета – на такой же полузатуманенный коридор, как и чертова квартира, что осталась за моей спиной.
Чтобы меня не вырвало прямо на лестничной площадке, пришлось бежать как можно скорее, перескакивая ступеньки по две-три, по четыре за раз. Рука со всей силы толкнула выглядящую непомерно тяжело дверь со всей силы, но она оказалась намного легче, чем могла показаться на первый взгляд и распахнувшись во всю свою мощь, громко ударилась о побеленную рвотным цветом краску (под стать моему состоянию) стену. Мне подумалось, что эта дверь очень похожа на людей – многие из них кажутся тяжеловесными и упертыми, ты прикладываешь неимоверные силы, чтобы по большой необходимости установить с ними контакт, а на деле, после многочасовых бесед оказываются веселыми и очень искренними людьми. Эта мелочь заставила меня отвлечься от поступавшей к горлу рвоте и успеть заглотнуть морозного воздуха.
Я огляделась.
Улица была ничем не примечательна среди остальных улиц в городе Минск. Все отдает советским душком, снуются недовольные женщины старше 40 лет, которые добровольно, три раза в неделю возвращаются с огромными пакетами из магазина и лаются в душе на своего неудачника-мужа, который так и не стал миллионером или хотя бы полковником, чтобы спасти свою жену от такой рутины; где-то алкаш громко вопит потому, что у него не осталось денег на очередную бутылку алкоголя самой низкой пробы (тут бы скорее больше подошла бы метафора о том, что даже у дна дна есть дно); молодежь громко смеется и обсуждает свой приход на последней вечеринке.
Я огляделась. Напротив, меня был такой же серый дом, из которого я только что выбежала, а между этим и тем домом располагалась детская площадка, обильно присыпанная мокрым и противно скользким снегом. Фонарь, который должен был освещать закоулок и показывать куда идти, предательски моргал и вводил в еще большую дезориентацию тех людей, кто и так склонен к географическому кретинизму.
С детства у меня куриная слепота и я ничего не вижу в темноте, поэтому пришлось долго вглядываться в промежуток между двумя домами, чтобы выйти на огромный проспект и потеряться в толпе. Мне это было необходимо. Спустя десять минут я все также стояла и смотрела в одну точку, но все-таки у меня не оставалось выбора – мне нужно было срочно куда-то бежать, иначе мне несдобровать, в любую минуту могла приехать машина с милицией и забрать меня в казенный дом.
Я решилась и задвигала своими омертвевшими от страха и отчаяния ногами, быстрее и еще быстрее, страх накрыл меня резко, я разогналась на максимальную скорость, будто счет идет на минуты и, если я обернусь, меня сразу же убьют.
Я вышла в толпу. Разношерстные люди шли на меня, а я двигалась навстречу им в такой же толпе разношерстных людей. Во мне было очень много мыслей, которые нужно было озвучить, не открывая рта, и обсудить их с самой собой, иначе моя голова, наверное, взорвалась бы и оторвалась, даже без помощи трамвая и масла Аннушки.
