Вечер. Солнце медленно уходило за горизонт.
– Я жду объяснений, Ник! – отчитывала детдомовца директор в своем мрачном кабинете.
На полках ровно стояли потертые книги. Местами распустившиеся темные шторы были связаны старой тесьмой. На прохудившемся сером диванчике не было и пылинки, а возле скрипящего стула стоял мальчик, со стыдом опустивший немытую голову.
Директор вздохнула, успокоив пляшущие от злости нервы, и облокотилась на спинку старого, деревянного кресла. Женщина в возрасте смягчила строгий тон:
– Ник… ну ты же понимаешь, что воровать нельзя. Тем более артефакты, стоящие денег, которых у нас и так мало. Ну, вот зачем тебе понадобился ровнитель? Им же стены закладывают на стройках. Ну, вот объясни мне, зачем?
Мальчик взглянул на директора и снова опустил стыдливый взор.
– Я хотел его на подарок обменять, – пробубнил воришка.
– Ник, я понимаю, что у тебя день рождения, но мы не можем позволить себе подарки, тем более таким путем. Ты это понимаешь?
– Да, – промычал.
– Я не слышу, – строго сказала директор.
– Понимаю, мисс Алланда.
– Чтобы завтра вернул артефакт обратно. Понял?!
– Да, – опять промычал.
– Не слышу.
– Да, я все понял, мисс Алланда.
– Еще раз подобное повторится, и будешь чистить туалеты. Все, иди ужинать. Не забудь помыться и постирайся, наконец, а то от тебя разит как от навозной кучи, и на вид ты грязный, как чушка!
Хулиган закрыл дверь в кабинет и оказался в освещенном оранжевым закатом коридоре.
Навстречу ему бежала голубоглазая, конопатая девочка, без переднего молочного зуба в сшитом на уроках домоводства розовом сарафане. Ее длинные рыжие косички ритмично болтались за худенькой спиной. Она громко и протяжно позвала мальчика с другого конца коридора:
– Ни-и-ик!
Мальчик посмотрел на нее и приободрился.
– Ну что? Сильно досталось? – поинтересовалась подруга.
– Нет, даже не наказали!
– Везет! А меня за прошлую выходку аж высекли. До сих пор попа болит, – зажёвано говорила озорная девчонка, поглаживая пятую точку.
– Но сказали, если еще что-то украду, то буду чистить туалеты.
– Фу!
– Да, туалеты это фу!
– Да нет же, от тебя фу! Иди помойся, – побежала она.
– А как же ужин?
– Я его тебе в комнату отнесу.
– Не надо, Сакс его съест!
– Я посторожу, – крикнула подруга, забегая на лестничный пролет.
Ник пошел в свою комнату. Он взял одежду, мыло, мочалку, тазик и направился в баню.
В отличие от облезлых помещений детдома, в котором жил сорванец, баня смотрелась довольно привлекательно. Предбанник был оббит деревом, на полу и стенах находилась вся необходимая утварь, а в дальнем углу стоял служащий детдому долгие годы старый артефакт, перерабатывающий топливо этого мира «ману», в тепло.
Мальчик постучал кулаком по барахлящему артефакту в виде печки, и поставил на него греть ведро с водой. Когда жидкость забурлила, он разбавил ей ледяную воду в тазу, вновь наполнил ведро из ржавого крана и поставил греться.
Ник разделся и понюхал свои уж давно не стираные носки.
– Фу! И вправду, гадость!
Он побросал свои зловонные вещи в таз поменьше, замочил их и наконец, отправился в парилку. Обдав раскаленные камни водой, комната сразу заполнилась приятным, обжигающим паром. Наслаждаясь теплом, мальчик думал о дне рождении и воображал, как его заваливают подарками. От дивной мысли на его лице появилась счастливая улыбка, из которой вскоре последовал печальный вздох.
– Эх, если бы… Так, ладно! Ужин ждет!
Несмотря на далеко не сладкую реальность, грусть исчезла. Было видно, теперь мальчик думает только о хорошем. Ник смыл с себя всю накопившуюся за неделю грязь и переоделся. Стирая в тазу майку, он задумался, а что находится на, так называемом, «Краю Мира» из которого добывают артефакты. Ведь дряхлую печку привезли именно оттуда. Теперь, когда паренек задумался, ему стало дико любопытно. Ник хотел поскорее достирать и спросить у друзей, знают ли они, что-либо об этом месте. Наконец-то мальчик надел тапочки и побежал вверх по ступенькам, с тазиком стираных вещей.
Ник, постучал в дверь ногой и крикнул:
– Огами, открой, у меня руки заняты.
Никто не открывал.
– Огами, Неймо, вы тут?
Тишина.
Мальчик прижал ухо к двери и услышал знакомый шепот.
«Там точно кто-то есть», – подумал он.
Он поставил тазик на пол, и со скрипом повернул дверную ручку. Не успел Ник открыть дверь, как послышался знакомый голос рыжей девочки, которая тут же ее захлопнула: – Рано! Стой там!
– Кая! Ты чего?! Чуть палец не прищемила! – возмущенно крикнул малец.
Теперь шепот превратился в голоса.
В это время мимо проходила директор. Она оттянула мальчишку за ухо: – Ай-яй! – заскулил пацаненок, – и презренно сказала:
– Не шуми! Младшая группа уже спит!
– Извините, мисс Алланда, – пробормотал тот и скривил рожицу в след уходящему директору.
Лампочки в коридоре потускнели. Это означало, что всем детям пора ложиться спать.
Ник, зевая, ждал ещё какое-то время. Ему наскучило стоять у входа. Он постучался и протяжно спросил:
– Ребята, мне долго еще ждать?
Из-за двери, наконец-то послышалось:
– Заходи…
Он взял тазик, приоткрыл дверь и толкнул ее ногой. В углу комнаты около стола висел самодельный плакат, сделанный из упаковочной бумаги, который гласил: «Тебе девять!». На скромных тумбочках и отесанном столе горели украденные со склада, прошлогодние, нетронутые свечи. А в центре облезлой комнаты, стояли, держа в руках сделанные своими руками, праздничные плакаты, друзья Ника – Кая, Макки, Неймо и его младший брат, Огами.
– С днем рождения!
Тихонько поздравили ребята.
Сюрприз испортил звук старой, лопнувшей нитки, которая соединяла тоненькие листы бумаги.
Позади ребят послышался шелест.
– Ну вот… – грустно произнесла тоненьким голоском, худенькая, темненькая, тихая и застенчивая, восьмилетняя девочка, в новом, сшитом на уроках рукоделия, синем платьице.
– Неймо, это ты виноват! – обвинила девочка в розовом соседа по комнате Ника.
– А? Это почему? Ты же сшивала! – возмутился в ответ, серьезный, русый мальчик в очках, в распустившихся серых штанах, старой зеленой майке и торчащем из дырявого тапка мизинцем.
