Все события и персонажи вымышлены. Любое сходство с реальными событиями случайно.
1963 год. Рождение
Темно, тесно, хочется выйти на свободу и дышать самостоятельно…
Я должна выбраться из этого тихого, мокрого, теплого, но так надоевшего за девять месяцев пространства.
– Остановитесь! – закричала роженица, увидев из окна машины скорой помощи плакаты «Все на выборы!». – Я не успела сходить на голосование Верховного Совета! Сегодня же третье марта!
– Лежи уже спокойно, – ухмыляясь, ответила дежурная медсестра, – теперь у тебя один самый главный кандидат! И поздно уже выбирать – рожать едем!
…Мама бездействует, она под общим наркозом. Я поняла, что от нее помощи ждать не нужно.
«А может быть, мама и не собирается отпускать меня от себя, наружу? Я не должна ждать, надо срочно выбираться на свободу», – работало подсознание готовящегося к новой жизни человека.
Младенец протянул свою ручку, тонкую, как мизинец мамы, словно желая нащупать выход. И о чудо! Большая горячая ладонь акушерки обхватила руку младенца и потянула к яркому свету. Плод шел боком, он протянул ножку и руку одновременно, желая на ощупь понять, ждут ли его там, снаружи. Новорожденной пришлось сложиться в неестественной позе и боком покинуть тесную утробу матери. Писклявый крик девочки огласил родовую, заявляя о ее появлении в этом мире: «Здравствуй, жизнь! Приветствую вас, мои счастливые испытания и путешествия!».
Молодая мамаша не чувствовала родовых мучений, изматывающих страданий и боли. Ребенка принесли к ней через шесть часов. Так, непроизвольно, младенец помог своей матери избежать естественного, болезненного родового процесса. Но одновременно с этим освобождением от физических страданий был утерян материнский инстинкт, сменившийся банальным чувством собственничества.
Физическая пуповина была профессионально перерезана в тот же день. Но ментальная, связывающая мать и ребенка, сохранилась на многие десятилетия. Для матери эта ментальная пуповина играла роль короткого поводка, была рычагом воздействия на малышку. Мать считала рожденного человека своей собственностью и не могла допустить даже мысли, что у этого существа может быть своя собственная судьба, свободная от ошейника и от ее сценария. Невидимая пуповина крепким канатом держала девочку, не давая возможности пройти на запретную территорию собственной судьбы. Ребенок был обречен на жизнь по материнским правилам. Путь через границу к собственной жизни охраняла слепая эгоистичная материнская любовь. Девочка разглядела эту необрезанную ментальную пуповину только к своему пубертатному возрасту. Но виза на сторону собственной жизни к тому времени оказалась уже просроченной.
* * *
Родители ее очень любили и заботились как могли. Единственный ребенок в семье обычно становится эгоистичным, требующим большого внимания. Но, видимо, это был исключительный случай. В жизни Ланы родительская любовь, минуя уважение и переплетаясь с консервативным воспитанием, загоняла ее в тесные рамки дисциплины. Мать словно боялась, что проявление уважения и признательности могут избаловать единственную дочь. Отец не принимал активного участия в воспитании девочки. Возможно, поэтому Лана подсознательно испытывала тревогу и недоверие ко всему миру.
Позже девочка пришла к выводу, что она должна сама научиться защищаться от негатива и зла. В том, чтобы держать удар в сложных ситуациях, по сути, нет ничего плохого. Но занимая мужскую позицию, она заблокировала возможность потенциального партнера самому встать на ее защиту. Поэтому обычно пару ей составляли инфантильные и слабые мужчины, не обременяющие себя ролью покровителя. Убеждение, что она недостойна уважения и бережного отношения, крепло с каждым годом ее взросления. Она с завистью наблюдала, как родители ее подруг доверительно общаются со своими детьми, как они обнимают и целуют своих чад и при этом никогда не вторгаются в личное пространство. Ее же мама контролировала и регулировала все эмоциональные всплески дочери. Лане не позволялось громко разговаривать в общественных местах, проявлять капризы и высказывать желания. Детский сад и школа учили ее быть удобной, вписанной в социум, исполнительной, послушной, управляемой. Родителям и окружающему обществу того времени не нужны были независимо мыслящие единицы – хаос непредсказуем и плохо управляем. С детства она ежедневно слышала назидания: «не высовывайся, будь как все», «будь хорошей девочкой», «девочка, особенно на людях, должна быть скромной, тихой, незаметной».
Лана была убеждена, что самая лучшая конфета в вазе предназначалась не ей. Ее приучали выбирать для себя все только самое скромное, меньшее, непривлекательное. Она часто донашивала одежду двоюродной сестры и даже не смела мечтать о предназначенных только для нее вещах. И дело было не в финансовых возможностях родителей, а в их убеждении, что ребенка стоит воспитывать в строгости, не баловать лишний раз.
У девочки, лишенной родительского уважения и нежности, постепенно падала самооценка, исчезала уверенность в своей состоятельности. Она была убеждена только в одном: нет таких действий, которыми она могла бы заслужить уважение взрослых.