То, что отличается от других, Наоми поняла примерно лет в шесть. Нет, она всегда выделялась, просто об этом возрасте у неё сохранились первые отчётливые воспоминания. Не в меру непоседливая девочка отвергала сковывавшую движения одежду и немного отставала от сверстников в росте и весе. Одновременно обладала резким характером на грани нешуточной агрессии – могла укусить обидчика, расцарапать лицо, игнорируя попытки договориться по-хорошему. Мама не раз говорила Наоми, что так поступать нельзя. Папа – самый настоящий авторитет в семье – сурово отчитывал за подобные проявления нрава, но стоило однокласснику забрать у неё игрушку или обозвать коротышкой за малый рост и хрупкое телосложение, как Наоми вновь готова была вступиться за свою честь зубами, ногтями, если надо, даже ногами вместо цивилизованных методов коммуникации.
Сны начали приходить к Наоми примерно с того же времени. Яркие, красочные, запоминающиеся в мельчайших деталях. Конечно, построить целостную картину чудесного мира из сновидений она смогла гораздо позже, но в мозг образы тёмно-серых щенков крупного хищника из отряда псовых, более всего походившего на волка, впечатались. Пара детёнышей играла, иногда на несколько секунд останавливаясь, чтобы посмотреть на наблюдавшую за ними Наоми. Глаза у них были неестественного голубого цвета и будто светились изнутри. Иногда Наоми снилось, что она играет с ними вместе – резвится, понарошку кусает их за бархатистую и блестящую шёрстку, катается по сочной и слегка влажной траве…
Ещё снились поляна и лес: живописные, ясно различимые вплоть до каждой травинки, каждого цветочка и каждого листика. Прозрачный воздух, струившийся между ветвями свет. Свобода, лёгкость и ощущение, что в этом месте тебя всегда ждут. Для Наоми, росшей на орбитальной станции, такие сновидения казались удивительными и совершенно невообразимыми, ведь ежедневно она видела лишь серые коридоры, лифты, черноту космоса, завораживающую, но не настолько бередящую сознание сквозь стеклопласт обзорного купола. Даже оранжерея – довольно обширная в сравнении с другими гражданскими локациями – казалась скучной и обычной: не было там ни волшебного воздуха, ни необъяснимого чувства свободы. Хотя, конечно, она являлась самым любимым местом девочки на станции – там можно было вволю полазить по деревьям и даже поваляться на настоящей траве. Почти как в снах – только условия космической станции были не столь благоприятны для растений, потому клочок газона выглядел совсем не как полянка из её снов.
Наоми с упоением рассказывала родителям о своих грёзах, а те только качали головой, списывая всё на не в меру развитое воображение дочери. Тогда она поставила себе цель – познакомить их с миром, в котором так часто бывала ночами. Особого дара к рисованию Наоми не имела, но очень сильно старалась – так, сначала на бумаге, с разводами, косовато и неуверенно, начали проступать силуэты волчат, неведомых цветов и сказочного леса. Дальше – Наоми усовершенствовала свои рисунки на планшете, так что мама и папа теперь по проекциям могли убедиться, что у девочки либо очень хорошая фантазия, либо очень подробные и странные по содержанию сны. На станции подобное увидеть у неё бы не получилось, голограммы из инфосети не содержали таких подробностей, да и волков со светящимися голубыми глазами в справочниках миров найти не удалось. К тому же Наоми могла изобразить только свои сны – представить и нарисовать что-то другое не выходило. В конце концов родители поверили дочери. Пусть и не сразу, но игнорировать факт необычных сновидений перестали.
У Наоми были небесно-голубые глаза, почти как у волчат, только не светились. А вот волосы – платиновые, практически белые, без оттенков жёлтого или рыжего. Когда в десять лет родители рассказали Наоми, что её взяли в семью в возрасте полутора лет, то Наоми не удивилась, понимала, что не похожа ни на папу – статного мужчину с каштановыми волосами и густой бородой, – ни на маму – жгучую брюнетку с яркими чертами лица. Но одно – догадываться, сопоставляя факты и разглядывая себя в зеркало, другое – услышать это своими ушами. Наоми, позабыв о своём бойком характере, спряталась в тёмном коридоре орбиталки и плакала. Вместе с горем пришла и надежда – может быть, правда о настоящих родителях поможет найти ключ к разгадке тайны её видений?
Мама с папой, утешавшие дочь, увы, разрушили и это робкое чаяние: девочка попала в приют из лаборатории, занимавшейся незаконными генетическими экспериментами. Учёных-нелегалов осудили, а детей, обнаруженных там, отдали на усыновление. Тех, кого могли усыновить – некоторые имели серьёзные отклонения от нормы. Однако у Наоми всё было хорошо, и потому она очень скоро нашла свою семью: любящих маму и папу. К слову, папа занимался поиском полезных ископаемых в малоизведанных мирах, а мама работала ассистентом в его команде. До того времени, когда в пять лет Наоми пошла в школу на орбитальной станции, она постоянно путешествовала с изыскательской миссией. После – только во время каникул, практически весь учебный год проводила на станции с мамой. Конечно, тосковала по папе – живое общение не заменит никакая продвинутая голосвязь.
Дикие планеты с тяжёлыми условиями не пугали девочку – наоборот, всё происходящее казалось невероятным приключением. Наоми впитывала дух исследований, следила за тем, что делают взрослые, и мечтала в будущем присоединиться к родителям. Возможно, и она когда-нибудь найдёт тот самый мир, что настойчиво ей снится…
В подарок на двенадцатилетие девочке подарили дроидов, сделанных по её рисункам – вышло очень похоже, а запрограммированы киберволчата были по аналогии с обычными собаками. Самые настоящие домашние питомцы, которые с тех пор развлекали юную хозяйку своими играми и следовали за ней практически по пятам. И в то же время – не давали забыть о преследовавших её сновидениях. Наоми назвала их Нира и Нати.
Пубертат принёс Наоми новые открытия – во-первых, она так и осталась мелкой в сравнении с одноклассницами: невысокий тонкий силуэт, изящные руки, чересчур правильные черты лица, почти как у фарфоровой статуэтки. Резкость характера тоже куда-то пропала, сменившись постоянным смущением. Так и оставшиеся серебристо-белыми волосы с головы стали переходить на шею, что выглядело несколько странно. Поэтому Наоми носила причёску с длинными волосами, чтобы активная поросль на загривке не привлекала чьего-либо внимания.
Конечно, подростки не упускали возможности посмеяться над застенчивой девочкой, но Наоми по-прежнему могла постоять за себя – была быстрой, ловкой и, если силы неравны, шустро спасалась бегством. Довольно скоро забияки подыскивали себе новую жертву для травли, оставляя худосочную Наоми в покое.
