Судьба часто без спроса преподносит нам неприятные сюрпризы. Сначала из моей жизни в поисках своего личного счастья без объяснений ушла мама. Затем от беспощадного рака скончался отец, который являлся моим единственным близким другом. Его потерю я переживала крайне тяжело. И очень долго. А сейчас случилась новая беда. В один момент показалось, что люди, которые мне очень дороги, всегда будут исчезать из моей жизни, оставляя меня в одиночестве и наедине со своими переживаниями. Но я никогда не отчаивалась. От этого я становилась только сильнее. Не знаю, откуда я черпала в себе силы, чтобы упорно двигаться дальше. Однако у меня как-то получалось не падать в бездну безумной жалости к себе.
Прошло уже около недели, а полиция города так и не нашла виновника ужасного события, в котором пострадал Марк Матвеев. Мой Марк. Мне казалось, что кто-то специально медлит с разбирательством над этим делом, чтобы потом в итоге всё это без лишних вопросов как-то грамотно замять. В городе родственников у него не было. А так как со своей тётей Матвеев практически не общался, в ближайшее время искать его никто не будет. Так же как и преступника. Но меня такое положение обстоятельств категорически не устраивало. Когда я поняла, что никто из опытных специалистов почему-то не торопился искать невнимательного водителя, который в тот вечер сидел за рулём злополучного автомобиля, я решила попросить помощи у других людей. Возможно, кто-то что-нибудь видел.
Квартира, в которой некогда проживал парень, встретила меня своей прохладой и привычной мне неприветливостью. Лачуга – так он её всегда называл. Тогда это мне казалось абсурдным, а сейчас даже вызывало тёплую улыбку. Всё здесь напоминало мне о том ужасном вечере, когда мы с ним в последний раз поругались. Все наши грубые и обидные слова, тогда сказанные нами, будто бы застряли в пыльном воздухе этой квартиры, доносясь сейчас до моего сознания назойливым эхом из прошлого. Но это оказалось не самым страшным, что мне пришлось пережить в тот вечер.
Тот вечер. Теперь это жирная точка на линии моей судьбы.
Перед глазами всплывали мрачные картинки, и снова все мои внутренности сворачивались в твёрдый колючий клубок, учащая сердцебиение. Я была обижена на Марка, разочарована его поведением, но я всё равно продолжала чувствовать к нему то тепло, которое он у меня вызывал, когда снимал свои многослойные маски и был со мной откровенен и искренен. Даже когда по-детски на меня злился. Более месяца мы с ним тесно общались, и я влюблялась в него всё сильнее и сильнее. Я знала, что там, глубоко внутри его сердца, жил маленький добрый ребёнок, который мечтал вновь научиться доверять людям. И я хотела ему помочь.
Сейчас, когда Матвеев полумёртвый-полуживой лежал на холодной койке в больничной палате, я просто не находила себе места. Каждые два часа я звонила в больницу и спрашивала, пришёл ли он в сознание. Я была уверена, что это должно было произойти. Но всё равно каждый раз слышала один и тот же печальный ответ. Девушка на ресепшене, которая постоянно отвечала на мои звонки, с каждым разом отвечала мне всё грубее и грубее. Возможно, завтра она начала бы мне уже хамить.
При каждой мысли о Марке на моих глазах сразу же предательски наворачивались слёзы, но я вовремя успевала себя тормозить и не давать волю эмоциям. Мне действительно некогда было себя жалеть.
– Илья, ну почему так? – спросила я час назад у своего коллеги. – Почему Марк до сих пор не очнулся?
– Он не хочет, – ответил мне друг его детства. – Ему не за чем сюда возвращаться.
В этот момент меня ударило током. Образно говоря. Даже голова слегка закружилась, а в ней подобно лесной ягоде созрел план. Хороший сумасшедший план. И, скорее всего, даже не реалистичный. Я даже не стала озвучивать его при Илье, боясь, что он примет меня за умалишённую. Возможно, так оно уже и было.
На столе на кухне лежали старые фотографии Марка, которые я нашла у него в коробке под кроватью. Раньше я никогда их не видела. Они мне понадобились для того, чтобы я могла в одну из газет выложить объявление с просьбой откликнуться, если кто-то что-нибудь слышал или был свидетелем ситуации, произошедшей с ним тем вечером. И, веря в свои силы, я стала наивно ждать. Больше ни о чём я не могла думать. Но сегодня утром я поняла, что всё это было бесполезно. Никто мне так и не позвонил. Кроме одной женщины, сказавшей мне, что она является матерью парня. Такого поворота событий я не ожидала. Ведь насколько я знаю, парень никогда не видел своих родных родителей. Мы с ней мило пообщались, она приехала в гости, поделилась со мной своей жизненной историей и на какой-то момент я забыла о всех проблемах, что свалились на мою голову.
Времени оставалось мало. Сюда, в эту квартиру, я приехала попрощаться. Мне больше не место здесь. Марк сурово смотрел на меня с одной из глянцевых фотографий, как бы осуждая меня за мои безрассудные мысли. Я была уверена, что он никогда не простит меня, если однажды вернётся к жизни. Но у меня не было другого выбора. Достав из сумочки помаду я с гордой уверенностью подошла к зеркалу в ванной и, глядя на своё отражение, прошептала:
– Пора, Лина.
Я не особо верующий. Точнее, вообще не верующий. Я не верю ни в создателя, ни в ангелов, ни в рай, ни в преисподнюю. И всё было бы нормально в этой жизни и моя вера вряд ли бы пошатнулась, если бы однажды я не проснулся в аду.
Тут должна быть пауза для осознания прочитанного.
Я, конечно, понимал, что не являюсь эталоном доброты и порядочности, но почему сразу сюда? Я полагал, что будет какой-то суд, я смогу оправдаться, и меня отправят в рай с подпиской о невыезде. Но я почему-то в аду. В самом настоящем. Мерзком, противном и удушливом. Точнее, так мне показалось.
Я проснулся на каком-то ужасно скрипучем диване на далеко несвежем постельном белье, воняющем кофе и табачным дымом. Как будто бы я лежу на одной из коек старого задрипанного поезда. Благо мне не знакомо это ощущение. Но уверен, что это выглядит примерно так же. Видимо, обладатель данного имущества частенько любил курить перед сном прямо здесь. Но это точно не я. Это всё не моё. Где я вообще?!
Я приподнял голову и огляделся. Маленькая неуютная комната давила на меня своей теснотой и неряшливостью. На обшарпанной тумбочке, стоящей рядом с диваном, стоял доисторический будильник. Маленький, круглый, железный, зёленого цвета, с целым набором мелких царапин. Стрелки показывали: 09:13. Находясь в лёгком, как мне казалось, оцепенении, я не сразу понял, что уже наступило утро. Квадратное несуразное окно на противоположной от дивана стене было завешано странными жёлтыми шторами с какими-то тёмными пятнами, которые явно намекали на то, что всему этому тряпочному безобразию давно пора было в стирку.
