Стихли последние крики и стоны, и на окровавленном песке арены остался только победитель — зверь, привезённый откуда-то из дальних южных краёв, чтобы развлечь столичных зрителей, включая самого императора. Тварь была ростом с африканского слона в холке, могучая, многоногая, покрытая красно-жёлтым, под цвет арены, панцирем, из-под которого просматривались обрезки крыльев, удалённых полгода назад, когда чудовище было совсем маленьким, не больше телёнка. С тех пор луззилагн — так его звали — вырос, поглотив самое меньше несколько сот овец, и был вполне достоин того, чтобы предстать перед взором императора и придворных. Несмотря на то, что в некоторых столичных кварталах нищета шла рука об руку с голодом, такая расточительность, если и вызывала недовольство, то при виде скованного тяжёлыми цепями луззилагна, оно стихало, уступая место благоговейному трепету. Император, смотревший за боем из своей ложи, высокомерно улыбался — он-то знал, что, имея в кармане такой козырь, он всегда сможет запугать зачинщиков мятежа. Даже самые храбрые и гордые из мужчин невольно умолкали и покрывались плёнкой пота при виде того, как луззилагн разбрасывает и рвёт на части своих противников — свирепых восточных варваров, взятых в плен и вооружённых за счёт устроителей празднеств. Если бы они победили, им бы вернули свободу. Пустые надежды! Гигантское существо играючи опрокидывало варваров вместе с лошадьми, а выпущенные ими стрелы и удары копий едва могли пробить хитиновый панцирь, лишь возбуждая в душе луззилагна примитивную ярость. В конце концов, все кочевники, ровно тридцать всадников, были повержены, и луззилагн, противно чавкая, начал закусывать останками одного из врагов. Казалось, он пребывает в полном одиночестве — многотысячная толпа, наполнившая трибуны, умолкла, потрясённая увиденным. Воистину, выведенные злым колдовством Чёрного Владыки твари ужасны! Оправившись от первоначального шока, некоторые — наверняка, соглядатаи и провокаторы тайной службы — тут же начали высокомерно заявлять, что варвары, мол, получили по заслугам. Война, длившаяся десятилетиями и то затихавшая, то вновь вспыхивавшая с новой силой, совершенно разорила плодородные восточные земли, и единственным, кто был в этом повинен, являлись загорелые дочерна кочевники с загадочным взглядом раскосых глаз. Чуть успокоившись, и более добропорядочные граждане заулыбались: действительно, император заботится о том, чтобы захватчики были наказаны, как они того и заслужили. Кое-кто, предвкушая бесплатную раздачу хлеба, восторженно аплодировал. Были и такие, кто злорадно улыбался:
— Да, грязные твари сегодня насытятся…
— Иначе не скажешь, уважаемый, — отозвался мужчина в шитых золотом одеждах, почёсывая массивное брюхо. — Многие люди от них недалеко ушли, я вам скажу. Вот я, конечно, не стану есть бесплатный хлеб, но ведь кровавая трапеза, согласитесь…
Его собеседник, льстиво улыбнувшись, просиял.
— Правда в ваших словах, уважаемый. — Распознав в разодетом в шелка дородном мужчине преуспевающего купца, он тут же предложил свой товар. — Не интересуют ли вас девочки, ещё не утратившие невинности, или…
— Потом, — благосклонно махнул полной рукой его сосед. — Я вижу, сегодня ещё будут горячие схватки…
— Под стать жаре, поразительной даже для нашего лета, э-э-э…
— Тиберий.
— Уважаемый Тиберий. Луззилагну предстоит ещё один бой с весьма необычным существом, также привезённым из Проклятых земель. Говорят, они там живут небольшими колониями, и сообща могут дать отпор луззилагну, даже убить его…
— Да, но ведь здесь он один, — недовольно надул пухлые губы купец. — Я не знаю, сможет ли хоть кто-то победить это животное в одиночку.
Луззилагн тем временем доел кочевника и, откусив изрядный кусок от его лошади, остаток зарыл в песок.
— Тварь делает запасы! — воскликнул кто-то вверху. Сутенёр, которого звали Гнеем, проследил взглядом за источником шума, и жестом принудил излишне беспокойного зрителя умолкнуть. Похоже, с Гнеем на трибунах считались. Тиберий, скривившись, мысленно подсчитал расходы на услуги, предоставляемые его новым другом, одновременно прикидывая, сколько будет стоить от него избавиться, если дружба начнёт превращаться в неоправданное бремя.
— Но у луззилагна подрезаны крылья, и он скован цепями. Это лишает его подвижности, — сказал Гней. — Хотите пари?
— Любопытное замечание. Пожалуй, я приму ваше предложение, но всё-таки прежде хотелось бы посмотреть на…
Словно отвечая Тиберию, завыли начищенные до блеска фанфары. Глашатай, говоривший от имени устроителей игр, подняв бронзовый рупор, объявил во всеуслышание, что чудовищный луззилагн будет сражаться против существа, именуемого «Вошь Дьявола». Выскочившая вскоре на арену тварь вполне оправдывала своё название: это была огромная, размером с лошадь, блоха, к тому же отвратительного белесого цвета, прикованная за одну из шести лап длинной цепью.
Тиберий, придирчиво посмотрев на огромные, в несколько десятков шагов, прыжки «дьявольской вши», охотно принял предложенное пари.
— Уважаемый Гней, конечно, она очень прыгучая, но у неё нет шансов — достаточно луззилагну ухватиться за эту цепь — и всё, бой окончен.
— Как знаете, уважаемый Тиберий, — хитро улыбнулся сутенёр.
Бой начался не сразу. Луззилагн, которого перед выходом на арену не кормили, уже утолил свой голод, и был малоподвижен, в то время как «вошь дьявола», уступавшая ему размерами, не спешила атаковать. Лишь натянув цепи соответствующим образом, что позволило удерживать обоих насекомых друг против друга, служители смогли возбудить в них воинственный пыл, забрасывая камнями и палками. Первым попытался нанести удар многоногий гигант, однако целил он в людей, и лишь неимоверными усилиями удалось удержать луззилагна на месте. Наконец, он махнул передней лапой, более всего похожей на гигантскую четырёхпалую руку, в сторону «дьявольской вши», возбуждавшей всеобщее отвращение своим бледным окрасом. Полупрозрачное порождение извечной Тьмы, она выросла вдали от дневного света, отчего выглядела по-настоящему омерзительно: её огромные чёрные глаза щурились от ярких солнечных лучей, а сама она жалобно попискивала, пытаясь ускользнуть от ударов могучих конечностей соперника.
Несколько минут продолжалась эта игра, а может, и гораздо меньше, ведь время, наполненное переживаниями, обычно растягивается, и мгновения тянутся дольше вечности. Наконец, случилось именно то, что предрекал Тиберий: луззилагн наступил на цепь, удерживавшую «дьявольскую вошь», что стало немедленной причиной споров, разгоревшихся на трибунах — случайно это было сделано или умышленно. Так или иначе, но полупрозрачная тварь уже не могла спасаться при помощи длинных прыжков, уносивших её чуть ли не на противоположный край арены. Загнанная в угол и прижатая к стене, «вошь», казалось, была обречена. Но нет: едва противник, ужасающе огромный, наклонился, чтобы покончить с ней, «дьявольская вошь», будто оправдывая своё имя, с неожиданной злобой, издав щёлкающий звук, более всего похожий на боевой клич, прыгнула вперёд. Избежав острых, как нож, серповидных внешних клыков луззилагна, белая тварь запрыгнула ему на морду и, не медля ни секунды, вонзила жало, дотоле незаметное, прямиком в большой, как окно, глаз, из которого немедленно брызнула пурпурная вязкая жидкость. Луззилагн дико взревел от боли; ничего подобного даже столичные зрители, наблюдавшие самых диковинных и причудливых животных, в своей жизни не слышали. Выпустив из лап цепь, на которой сидела «дьявольская вошь», луззилагн, покачиваясь, пошёл назад; наконец, ноги перестали его слушаться, и он упал на спину, громко всхлипывая. Не прошло и минуты, как его агония, представлявшая собой не менее отталкивающее зрелище, чем недавний триумф, окончилась.
