Алексей Андреевич Волухов спешно заполнял бумаги, сидя за дубовым столом в кабинете сельской администрации. Ему оставалось заполнить и подписать последнюю карточку регистрации доли в сельскохозяйственном кооперативе, и дело сделано. Он потряс затекшей кистью. Пальцы деревянные, как у Буратино. Давно столько не писал. Но сегодня последний день, обязательно надо успеть. Он мельком взглянул в окно: небо завесилось тучами, трава полегла: надвигалась гроза. Значит, именно сегодня.
Вдалеке послышались первые раскаты грома. «Черт возьми», – подумал он, яростно водя ручкой по скользкому листу бумаги. Под рукавами его голубой рубашки мокли темные пятна. «На улице не жарко, а вспотел», – мрачно пошутил он про себя и поднялся со стула. Предстояла самая неприятная часть работы.
В дверь протиснулся щуплый гражданин в потертой коричневой куртке и кепке, окантованной курчавым барашковым ворсом.
– Алексей Андреевич, пора?
– Пора, пора, – он запихнул пачку исписанных карточек в старомодный дипломат и, окинув кабинет тяжким взглядом, вздохнул. – Тимофей, как ты думаешь, посадят меня?
– Бог даст, что и нет, – неопределенно ответил Тимофей, и они вышли на улицу к припаркованному возле администрации черному приземистому автомобилю.
– Здесь все карточки, – Волухов вытянул руку с дипломатом, – Ты знаешь, что делать. Обойди дольщиков, никого туда не пускай.
– Обещаю, – с придыханием ответил Тимофей и прижал дипломат к груди. – А Вы как же?
– Я всё подготовлю, – печально сказал Волухов и забрался на водительское сидение. – Не поминай лихом, а если будут расспрашивать, скажи, я во всем виноват.
И он тронул с места, подняв облачко пыли. Тимофей долго глядел ему вслед, вытирая рукавом лицо.
