Первая разбойничья сказка
О толстом прадедушке и Разбойниках
Мой покойный прадедушка был лесорубом да ещё приторговывал то тут, то там лошадьми и семенами клевера. В свои девяносто восемь он, слава богу, был ещё весёлый, бодрый малый, кругленький и румяный, как наливное яблочко, и такой необычайно толстый, что летом прабабушка спускала его в погреб – иначе он просто растёкся бы от жары на улице. Там, внизу, в погребе, он и посиживал, попивая пиво с сахаром и дожидаясь прохладцы.
Когда знойное лето заканчивалось, прадедушка кое-как выбирался из погреба и принимался хозяйничать: управлял и домовничал, покупал, продавал и добывал, прибивал, колотил и строгал, потел и хлопотал, топал в домашних туфлях и шлёпал в тапках, от души ел и пил – словом, трудился для своего почтенного возраста и солидной комплекции так усердно, что все вокруг нарадоваться не могли. Живот у него был ого-го какой – самый здоровущий во всём приходе. Да-да, весь наш церковный приход гордился прадедушкой. Другого такого было не сыскать: такого толстого, румяного и плечистого, с такими морщинками вокруг глаз, носом-картошечкой и двойным подбородком, и чтоб ходил вот так вперевалочку. Да, это точно, ни в одном другом приходе не было такого прадедушки. Когда он приезжал на рынок в Градец-Кралове, все на него оглядывались: и студент, и епископ, и господин генерал. Ну, с голодным-то студентом или с генералом, сухим и хмурым, как селёдка, всё ясно! Но сам господин епископ – даже тот и близко не был таким толстым и румяным, таким коренастым и приземистым, как мой покойный прадедушка.
Лицо у него было выбрито до лоска; нос, щёки и уши были красные, точно свёкла; на шею он повязывал пёстрый платок; вздымающийся живот обтягивал необъятный жилет с двумя рядами металлических пуговиц, а в жилете хранилась большущая табакерка, в которую помещался целый фунт нюхательного табака. Прадедушка стоял среди возчиков и крестьян, среди мельников и лесорубов и говорил, и рассказывал. А иной раз, когда у него болели ноги, сидел в трактире и там, в честной компании, говорил, и рассказывал, и балагурил. Эх, в наше время таких почтенных людей уж не сыскать! Да и таких невероятных событий, что произошли с моим прадедушкой, нынче уже не случается.
Как-то раз прадедушка продал лошадей и возвращался домой вместе со своей собакой Барбосом и сотней-другой в кармане, и тут в горах их застала врасплох страшная буря. Пиво прадедушка любил куда больше, чем воду, а потому решил поскорее отыскать какой-нибудь трактир, где можно в тепле и уюте переждать ливень с грозой. Но куда бы он ни кинул взгляд, нигде не было никакого прибежища, кроме одинокого захудалого трактиришки. Сам вид его намекал, что слава у трактира недобрая. Но укрыться от непогоды было больше негде, и прадедушке ничего другого не оставалось. Так он нехотя и поступил. Проклиная бурю, пока ливень старался промочить его одежду до последней нитки, а Барбоса – до костей, он потрусил из последних сил к трактиру, во всех окнах которого горел свет.
Но славному прадедушке с Барбосом и во сне бы не могло присниться, что они попадут прямо на разбойничий бал. Да-да, это был жуткий разбойничий бал-маскарад, и разбойники все как один нацепили на себя самые разные маски. Был здесь предводитель разбойников, знаменитый Лотрандо, во фраке, в белом галстуке и перчатках, словно важный господин; его подружка, хитрая Цыпочка, напудрилась и нарядилась в костюм балерины; отъявленный убийца Головорез разоделся в бледно-голубой и розовый атлас, будто паж. Были здесь и Большой Плут, и Кровавый Йира, и Хапуга с Грызуном, и злодей Тесак с международным вором Динамитом, и Проныра – словом, всякий сброд, обрядившийся в маски турок и китайцев, медведей и барабанщиков, шарманщиков, рыцарей и жонглёров, как это водится на балах-маскарадах. И все они кружились, пировали и веселились, как вполне себе приличные и честные люди, но в их ехидных глазах не светилось ни одной доброй искорки. Под париками у них были взъерошенные лохмы, на лицах – шрамы. У Кровавого Йиры на левой руке недоставало двух пальцев, но уж зато все оставшиеся были увешаны кольцами; корявые воровские руки у разбойников явно не знали, что такое тяжёлый труд, под ногтями была грязь; а у некоторых ко всему прочему были грязные уши, потому что бандиты только и думали, что о надувательствах, и забывали как следует умываться тёплой водой с мылом. Кое-как пройдутся мокрой тряпкой по лицу – и всё готово, так сойдёт. Но вы-то, ребята, помните об этом и умывайтесь хорошенько, как велит поутру ваша мама.
Прадедушка был сильно удивлён, когда увидел, что попал прямиком на бал. Он немного смутился, но даже и не подумал, что перед ним не кто иной, как разбойники. Барбос фыркал, отряхивался и, похоже, вообще ни о чём не думал. Прадедушка поклонился со словами «Доброго вечера всей честной компании!», присел в сторонке и заказал себе пива с сыром. Тогда один из разбойников, который лакомился отбивной, закусывая поочередно огурцами, мороженым и трубочками с кремом, ему и говорит:
– Приятного аппетита!
А прадедушка ему отвечает со всей учтивостью:
– Взаимно, и вам того же в том же духе.
Ну, ясное дело, когда разбойники поняли, какая наивная овечка попалась им в руки, они тотчас задумали недоброе и решили бессовестно посмеяться над гостем.
И принялись за дело.
– Папаша Крепыш, – прощебетала Цыпочка прадедушке (Крепыш? Да ведь его-то звали Новотный!) – Папаша, из нас с вами получится отличная пара! А ну давайте спляшем вместе шотландскую кадриль, а ещё лучше – галоп.
Разбойники так и покатились со смеху. Цыпочка была тонюсенькая-претонюсенькая, какой уж там галоп с толстяком прадедушкой! А тому даже обидно стало от этих переглядываний и смеха. Ему вспомнилась прабабушка – а как я сказал, Цыпочка была худая, как щепка. Вот уж чем девушке кичиться не стоило! И тогда прадедушка поднял свой огромный башмак с подковками и гвоздями и говорит:
– Я с собой не взял лакированные туфли для танцев. Не дай бог, милая девушка, наступлю вам на ножку – у вас-то, я гляжу, ножки как веточки, как спички, да что я говорю, как лапки у воробушка.
Цыпочке такой ответ совсем не понравился, она нахмурилась и повернулась к своему Лотрандо, лютому разбойнику. Лотрандо зловеще подёргал себя за тощую бородку:
– Ха, да знаешь ли ты, где оказался, жалкий деревенщина? Ты попал к разбойникам!
Прадедушку аж пот прошиб от страха. Эта встреча явно не предвещала ничего хорошего.
– Я легендарный Лотрандо, – продолжил разбойничий предводитель, – а тот, с лютней, – знаменитый убийца Головорез.