Разные грани и лица любви
– Леша и Лиза
Глаза закрыты, но они не спят, просто дышат потоками мыслей и чувств – одних и тех же на двоих – в космос. Не говорят, не молчат, эта осенняя тишина и есть их диалог, музыка соитья их душ. Так недолго любовь была
– Леша и Лиза
Стоило Лешеньке увидеть Лизу, как в сердце мальчишки что-то дрогнуло,
надломилось и вместо этого «чего-то» мальчишечьего, задорного и даже злорадного именно тот самый надломленный кусочек сердца обрел иной цвет, иную консистенцию, иное содержание – там родилась первая любовь.
Из проклятья всей школы, семьи и округа Леша превратился в тихое созданье, которое принимало к себе близко и как родное лишь один предмет – карандаш.
С того дня, как семья Лизы переехала в их двор, и он увидел ее – восьмилетнюю девочку в красном платьице с большими кармашками по бокам, с рыже-русыми
волосами в две косы и глубоко посаженными желто-карими глазами, он не терял ее образа из мыслей. Одиннадцатилетний мальчик пытался бороться с этим нашествием: он рисовал ее, чтобы запечатлеть этот образ на листе и оставить его на нем и видеть его лишь тогда, когда самому захочется. Но он обманулся, и рисуя его снова и снова, он еще больше запечатливал ее внутри себя, укореняя в себе это удивитильное чувство, пророчащее ему счастье и горе в одном лице.
Лиза была из богатой купеческой семьи. Отец ей часто напоминал о том, что она – предок дворян и что ее красота ей передалась от далекой прабабушки, которая танцевала сто лет назад с самим царем. Было ль это правдой, трудно сказать, и сам отец не знал была ли та женщина с картины из прошлого века та самая его прабабка иль нет. Так или иначе эта картина была его гордостью и достоянием. Женщина на ней была поистине дворянской крови. Вся ее осанка, и взгляд, и руки, и шея говорили сами за себя. Платье бархатно-заленого цвета поднималось стоячим гордым воротником до самого подбородка, а из-под воротника выглядывала белоснежная подставка нежной
бахрамой. На руках ничего лишнего: поверх белых перчаток одно крупное кольцо с изумрудом. Это был великолепный портрет. Но как бы то ни было, кем бы она ни приходилась Лизоньке, у девочки был тот же цвет волос, что у дамы с картины. И для тщеславного отца этого было досаточно, чтоб Лизу называть «маленькой княгиней» и сделать из нее идолом всего рода. Леша не сводил с нее глаз, жадно следя из-за
деревьев за каждым ее движением, каждым шагом, каждым взмахом ресничек, в то время как Елизавета Анатольевна и не знала и не видела своего обожателя. Но
однажды утром Лиза прогуливалась со своей maman в саду, где листья охрой падали с облаков и крузили по траве и по дорогам, словно странники-путешествинники, и шептались, и спорили, и улыбались, и пели, словно философы природы, словно чьи-то золотые мечты… Лиза, несмотря на всю свою избалованность, была нежным и чувственным ребенком, и танец листьев заворожил ее детскую мечтальную душу.
Maman сидела на скамейке и томно смотрела в одну точку.
Завидев зачарованную девочку, ветер словно хотел еще больше удивить ее широко распахнутые глаза, и медленными кругами то удаляя от нее, то приближая к ее ногам ворох листьев, кружил вокруг нее. Внезапни, словно рожденный этой стаей желтых «птиц», в этом ворохе вместе с листьями закружился белый лист… бумаги. Он трепался, кружился, летел с листьями, не являясь их частицей. Этот лист нес в себе иную историю, иную судьбу, иную мечту… Н едолго раздумвая, Лиза побежала прямо в вихрь «крылатых танцоров» в погоне за загадочным белым вестником тайны. Она оказалась посреди пыли, ветра и листьев, глаза заслезились, но маленькая ручка успела поймать на лету своего Пегаса средь этой шумной кутерьмы, которая в миг взлетела в небо и унеслась к дальним своим мирам, оставив ее наедине с… ее собственным изображением на листке бумаги. В смущении и непонимании она смотрела на девочку, глядевшую на нее с рисунка. На миг прийдя в себя, она заметила, что кто-то стоит перед ней и ломит себе руки. Подняв ресницы лишь два черных огня под испуханно-
поднятыми бровями. Позади Лизы приближались цокающие шаги maman. Собравшись, Лиза спросила,
– Это вы нарисовали, мсье? – она произносила это, подражая стилю и тону родителей с холодной растановкой слов и французским искусственным акцентом. Леша, оцепенев, молчал, думая лишь о том, как бы отобрать у нее это «свое позорище», сорвавшееся из его рук злосчастным ветром, когда он дорисовывал его, спрятавшись за дерево, и украдкой любуясз ее силуэтом так лизко от него, и, о Боже, как далеко.
Заметив его состояние близкое к обмороку, она опустила глаза вновь на рисунок, и руки как-то непривычно напряглись, странное ощущение анемения разлилось по самые локти, тепло подкатило к шее, а потом вверх по щечкам, и по вискам хлынуло колючим жаром. Слабость поддала к коленям. Наверное впервые в жизни она чего-то смущалась, сама не зная чего. И всего одна точка екнула в ее сердце, всего одна жилка сжалась и сразу разжалась. Небо сделало свое. Теперь и до последней минуты ее странной жизни ее сердце билось по-иному, с каждым ударом отсчитывая шаги роковой любви в главной роли в своей жизни.
Не поднимая глаз, она почти прошептала:
– Мальчик, это ты нарисовал? – и не дождавшись ответа, робко спросила, – как зовут тебя, художник?
«Художник»… откуда она знала это слово? Ах да, конечно, от своего отца, каждый часто ей напоминал, что человек нарисовавший ее родственницу, был великим художником.
– Леша. – проборматала маленький художник, и тут же опомнившись, добавил, —
Алексей, мадемуазель. – и тут же схватил рисунок с ее рук и рванул с места, и долго
бежал на непослушных ватных ногах. Но добежав до одного из ленинградских мостов, обнаружил, что в руке у него лишь маленький клочок бумаги.
А там в саду осталась стоять влюбленная девочка со своим образом на листке с оборванным уголком.
«Леша»… – в мыслях ее в этот миг и навсегда.
«Леша» – пели и шептали охровые листья – вестники истории художника и княгини, истории взаимной, но проклятой любви. И златые бабочки улатели с ветвей в небо с историей в шорохе и шелесте своем, с историей, которую придумали они.
– Леша и Лиза
Время летело на крыльях тех самых листьев. Время менялось и меняло их. Они становились старше и взрослела их любовь. На протяжении девяти лет они ни разу не разговаривали друг с другом. Маленькой княжне запрещали общаться с
простолюдинами и не выпускали из дома ни наш без матери. Но жизнь всегда имеет свое слово в жизни каждого человека, каждого народа и каждой цивилизации. И теперь менялся уклад всей страны, всего общества, одна встряска заменяла другую, время меняло все вокруг, кроме их чувств. В стране готовилась революция. Прежние дворяне со страхом думали о будущем. Заперевшись в своих особняках, они со дня на день ожидали ареста, расстрела, переселения, грабежа, развала всего, что еще недавно считали вечным. И это случилось. Революция! Гордое слово, несущее в себе свободу, новую жизнь, новые идеалы и вынашивающее в себе смерть, голод, разгром, уничтожение не только всего плохого, но и погибель многим ценностям, покою, миру… Вряд ли кто либо может сказать стоит ли революция осуществления иль нет.
