Ресторан «Таверна» существовал уже давно и видел многих и разных посетителей, но этот молодой человек привлекал к себе внимание не только видавших виды официантов, но и работников кухни, и даже гардеробной. Все, как один, из служителей увеселительно-питательного учреждения под звучным названием «Таверна» этого молодого человека не то, чтоб недолюбливали, но остерегались.
Это был действительно молодой, на вид не старше двадцати двух лет, мужчина, чрезмерно худой, бледный, с красными и мутными глазами, дрожащими губами и руками, взъерошенными волосами. Он приходил в ресторан каждый день около обеда, но обед никогда не заказывал, брал пол литра водки и лёгкую закуску. В ресторане он сидел до вечера, ждал, иной раз и дожидался: изредка к нему подходили какие-то мужчины, с которыми молодой человек говорил не дольше пятнадцати минут, получал что-то в конверте, а потом только уходил. Расплачивался же молодой человек всегда вперёд, поэтому никто никаких претензий ему не предъявлял. Никогда ни с кем из персонала он не спорил, не ругался, даже не разговаривал, но всё же персонал его побаивался, считая наркоманом.
Но не это странное поведение привлекало внимание. Взоры всех были устремлены на спутника этого странного посетителя – щенок, породы американский бультерьер, светло-кофейного цвета. Щенок был уже не так мал, но собакой его назвать язык не поворачивался.
Всё время, сколько хозяин сидел в ресторане, щенок лежал под столом у его ног, не рычал, не мычал, ничего не просил, а только смотрел из-под скатерти печально-грустными глазами.
Однажды Юля, юная официантка «Таверны», попыталась дать щенку косточку, но молодой хозяин не разрешил собаке эту косточку взять. И после как раз этого случая все, кто работал в ресторане, стали с опаской смотреть на этого посетителя. Причин, чтоб не впускать гостя с собакой не было, он не шумел, всегда платил, а то, что с собакой – ничего, ведь «сейчас любой клиент на вес золота», как любил говорить хозяин гостеприимной «Таверны».
В самом конце холодной, суровой зимы дядя Толя, живущий в деревне в собственном доме, положил в иномарку лопату и аккуратно завернутый в белую простынь свёрток. Дядя Толя, так звали его все знакомые дети и подростки, хотя он давно уже был дедушкой двух внуков, точнее внучки и внука. Но дядя Толя внешне и в душе был ещё молодым, поэтому называть его «дедом» никто, кроме собственных внуков, даже не пытался. А знала его вся деревня, от млада до стара, а ведь он не был местным жителем. Из этого села родом была его жена, но она осталась жить в городе. Там у неё квартира, работа, а дядя Толя, когда из родителей жены уже никого не осталось в живых, переехал в деревню, поближе к природе. С женой они встречались каждые выходные, то на её территории, но на его. Дети и внуки жили далеко, но всегда с удовольствием приезжали в деревню к деду.
Дядя Толя завёл машину и тронулся с места. Ворота остались широко раскрытыми, ведь скоро он вернётся. Дядя Толя не спешил, ехал медленно, всё о чём-то думая. Выехав из села, он проехал по берегу большой седой реки и свернул к лесопосадке. Это была небольшая берёзовая посадка. Дядя Толя остановился, взял лопату и пошел в самую гущу. Он не искал долго место, а стал копать между двух больших берёз: вдалеке виден большой холм, под которым растелилось село, чуть ближе, журча и шумя, течёт мутная, широкая река.
– Тут тебе хорошо будет, – тихо сказал дядя Толя и продолжил копать.
Когда яма уже была достаточно большой, мужчина вернулся к машине и вытащил свёрток. Нежно подняв его на руки, дядя Толя вернулся к яме, положил туда свёрток, поправив задравшуюся простынь: – Покойся с миром, Шарик. Ты был прекрасным псом, настоящим другом. Ты достоин собачьего рая. Мне тебя будет очень не хватать. Но ты уже отжил своё и умер от старости. Мы любили тебя, и будем любить всегда. Прощай, друг!
Вернувшись к машине, дядя Толя всё никак не мог решиться и завести машину. Ему на глаза наворачивались слёзы, которые он никак не мог сдержать. И расплакался. Взрослый мужчина, дед двоих внуков, сильный, мужественный человек рыдал, положив руки и голову на руль машины.
Накануне вечером ничего не предвещало беды: он спустил Шарика, старую большую дворнягу, с цепи погулять. Шарик прекрасно сторожил территорию и никуда со двора не ходил. Будка его была в конце большого огорода, куда вели каменные ступеньки. Ночью Шарик достойно отрабатывал свой хлеб: иногда рычал на чужих котов, проверял, нет ли нежданных гостей у клеток с кроликами.
