Пока Клио и Каллиопа не наполнили паруса ветром, и наш чёлн не подхватило течение истории, давайте остановимся на названии этой монографии – раскроем его. Или, выражаясь словами пушкинского Сальери, скажем, что название следует «разъять», чтобы лучше постигнуть суть дальнейшего повествования…
Реставрация сегодня понятна каждому. В попытках изобрести «новое» человечество всё больше начинает ценить «старое». В полной неспособности создать великое и вечное ищет это заблудшее дитя объятия прошлых веков и мечтает получить хоть глоток гармонии из груди матери природы. В своём порыве общество начинает подвергать реставрации всё – в том числе и откровенное безобразие, случайно оказавшееся в волшебной категории «прошлое»… «Таков наш мир, но он не должен быть таким»!
Актуальность реставрации как процесса сегодня бесспорна. Поэтому нет ничего удивительного в том, что человечество всё больше начинает задаваться вопросом – почему уровень жизни неизменно выше в странах с монархическим правлением? Чем больше наука показывает своё истинное лицо – лицо мировой катастрофы, клонирования и роботизации, тем сильнее проявляется потребность людей в духовном. Чем больше выступает из тени интеллект искусственный, тем больше мы хотим видеть свой живой интеллект. Возникает хаотичная реставрация авторитета религии. И наконец, начинает складываться пазл, где монарх есть персона незаменимая в достижении гармонии между религией, наукой и обществом, изуродованным последствиями мировых войн и последних столетий пропаганды… В свете этого такое политическое явление, как реставрация Бурбонов, приобретает огромное значение для глубокого анализа – анализа избавленного от республиканских и либеральных ретушей. Можно сказать, что появляется необходимость реставрации для Реставрации.
Королевская династия Бурбонов не нуждается в особом представлении. Однако, этот светлый образ не одно столетие завешивается грязными тряпками. Сбросим их! Любому зрелому россиянину памятна фраза героини фильма «Медведь» по пьесе А. П. Чехова: «Бурбон, палач, монстр!» Именно в таком контексте и преподносилась роль французской династии в среде либерального гуманизма. В XIX веке это имело ореол борьбы за абстрактные свободы, этим положено было бравировать в прогрессивном обществе подобно тому, как позже стало модным залезать с подружкой в дворянский склеп… В XX веке это стало уже несмешно – бесценное культурное наследие потекло между пальцев в небытие… Сегодня же, в XXI веке, либеральная демагогия выглядит уже не глупой циничной болтовнёй, а опасной патологией.
Беда в том, что история королей доходит до нас посредством людей нерелигиозных, а порой и воинствующих республиканцев (в вопросах Наполеоновских войн – еще и ярых бонапартистов), которые рады перепевать измышления легендарных авантюристов, исходя из своих неизбежных пристрастий… Именно неизбежность позиций часто делает авторов заложниками своих точек зрения. Например, все мы помним историю графа Монте-Кристо, где реальный прототип главного героя Эдмона Дантеса в действительности содержался в застенках Наполеона и был освобожден после Реставрации. Но мог ли не изобразить эту историю с точностью до наоборот Александр Дюма – сын революционного генерала и собрат Гарибальди по масонской ложе…
Не будем мы идти и вслед за современными «докторами наук» и честно признаем, что мыслители и философы прошлых времён были много умнее нынешних. Поэтому естественно, что совсем не малому количеству людей опасность либерализма была ясна еще в начале XIX века. Франция пережила все ужасы революции. Сотни тысяч погибших солдат, десятки тысяч казнённых. Храмы были поруганы и сданы в аренду для хозяйственных нужд, а священники приведены к присяге, сосланы или казнены. Деревни обезлюдели. В народе появилась отупелость – его «били по щекам» вчерашние стряпчие, журналисты, нотариусы и распущенные студенты. Вчерашние приказчики делали состояния на спекуляциях конфискованным имуществом. И все искренне полагали, что успешно манипулируют друг другом, пока не оказывались на гильотине. Появляется ощущение, что безумцы, устремляющиеся к трибуне, подобно маньякам, напрочь забыли о финале Цицерона1, к которому их нёс неумолимый поток событий…
О, революция, кто может поддержать тебя в здравом уме?! Но, пожалуй, самое любопытное и поучительное в этом вопросе то, что революцию никогда бы не поддержали её главные зачинщики, зная, как они закончат и в какой компании окажутся. Страшное и тяжкое зрелище вызывают люди, отторгнутые своими корнями. Как сорванные вихрем листья мечутся они, пока не сгорят в куче дворника или не сгниют в луже…
Бесстрастное время убедительно доказало, что либерализм и его производные – это социальные паразиты, которые могут существовать только на древе традиции… Чем сильнее выхолащивается основа, тем более уродливые формы принимает республика, опускаясь до глубин поистине бездонных. И никакие диктаторы не способны помешать этому процессу.
Что же особенно ценно в наследии Реставрации Бурбонов? Это, конечно, величие персон самих наследников престола, их глубокая искренняя религиозность и желание найти лекарство для своего отравленного народа. Это сейчас мы говорим «Франция» и подразумеваем страну и её народ2, но в те годы слово «Франция» было непосредственно фамилией короля. И именно король являлся олицетворением нации (соединением этносов государства), именно он, а не парламент, мог говорить от имени всего народа. Надо помнить, что в России и Франции разное отношение к восприятию монархической власти и к её наследованию. Вкупе последнее состоит из трех позиций: венчания на царство, порфирородности и священной крови. Для Франции последнее является базовым принципом: то есть если умирает король, всегда известно – кто его преемник. Здесь нет никаких двусмысленностей и вариантов. Именно это и является природой такой отчаянной лжи и наветов. Меняются республики, диктаторы и президенты, а король по-прежнему есть и служит постоянным укором для их ничтожества.