Глава первая
На изгибе судьбы
С Николаем Гудимовым я познакомился, когда время, казалось, отсчитывало последние минуты моей жизни.
Как сейчас, помню то погожее летнее утро: и влажный после вчерашнего дождя пахучий смолистый воздух, и прозрачные капли росы на траве, и жёлто-бурую песчанистую почву под ногами, и нежные солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь кроны деревьев. И чёрные лакированные кузова дорогих автомобилей возле зарослей малины.
В лесу, куда меня привезли, с моих глаз сняли повязку и велели копать могилу.
Их было шестеро крутых молодцов, и я понимал и каждой клеточкой тела чувствовал, что даже с лопатой в руках ничего против них не сделаю. Ни физически, ни психологически я не был готов к этому, да и о навыках рукопашного боя, прямо сказать, имел весьма туманное представление.
Немного кружилась голова, к горлу подступал тошнотворный комок. Весь мир сузился до размеров этой поляны и мелкого жёлтого песка с произраставшей редкой травой. На меня навалилась слабость, и я еле стоял на ногах – сказывались и продолжительные побои, и ожидание неминуемой смерти, которой мне всё время грозили и которая сейчас предстала передо мной во весь свой зловещий рост. Супесчаник легко поддавался, и, несмотря на изнурённость, я довольно скоро углубился более чем на метр.
– Всё, хватит, – послышалось за спиной. – Глубже ни к чему. Вонять не будет, и ладно.
Мне было велено вылезти из ямы.
Главный из бандитов, высокий худощавый мужичина с сильными жилистыми руками – лоб его перечёркивал хорошо заметный косой шрам, – приблизился почти вплотную и упёрся в меня чёрными бусинками холодных мрачных зрачков.
– Ну что, немчура, так и будешь упираться? – негромко, на одной ноте проговорил он. – Скажи только: «согласен!» – и смотри, и дальше будешь жить.
Слово «немчура» прозвучало потому, что фамилия моя – Кригерт и по национальности я действительно немец. Наши пращуры триста лет назад присягнули русскому царю и верой и правдой служили и ему, и новому отечеству. Мой прямой предок, тот, который первым из наших родичей приехал в Россию, отличился под Нарвой и Полтавой и был лично награждён из рук самого Петра. И позже потомки его ни разу не посрамили наш род.
Я тоже старался жить по совести, и на первом плане у меня всегда было стремление приносить пользу государству и трудовому народу. Тем более мораль и принципы людей, приехавших на поляну и готовившихся убить меня, казались особенно низменными и отвратительными. Людей, являвшихся пособниками Клеща, главного мафиози нашего Минуринска.
Почти все мои праотцы женились на русских девушках. Лишь один из них, находясь по долгу службы в Казани, взял в жёны татарочку по имени Альфия – дочку известного в то время местного интеллигента. Так что немецкой крови во мне было ноль целых ноль десятых. Тем не менее я и сам считал себя немцем, правда, русским, обрусевшим.
Что я мог теперь ответить моим палачам?!
Они требовали огромную ежемесячную подать, но мой начинающийся бизнес был в глубоком пролёте, я только что попался на удочку одного кидалы, и платить мне было нечем. Всё это я многократно объяснял, однако…
Главарь ударил меня финкой в бедро, и я закричал от нестерпимой боли.
– Убью, падла, на куски порежу! – в свою очередь выкрикнул мой мучитель, и остриё ножа вонзилось мне в плечо. На секунду потеряв сознание, я упал и скатился в могилу.
– Перестань, Шляхта, – послышался голос другого злодея, – сказано было закопать живьём, вот и давай.
– Ладно, Федя, живьём так живьём, – ответил Шляхта, продолжая немного злобиться. – Однако я не прочь бы ещё порезать этого фраера. А может, ты его слегка пощекочешь пёрышком?
– Руки не хочу марать.
– Молодой ты, Федюньчик, неопытный, крови боишься. Ладно, пусть будет по-твоему.
– Не боюсь я крови, а просто в точности выполняю приказы.
– Так руки не хочешь марать или в точности?…
В голосе, принадлежавшем Шляхте, послышался оттенок насмешливости.
– И то и другое.
Они скинули в яму обрубок жерди, накрепко привязали меня к нему спиной, стянув бечевой и руки, и ноги, таким образом обездвижив, чтобы я не мешал им закончить их чёрную работу.
Сделав усилие, я глянул наверх. Одни лишь искривлённые уродливым мышлением бандитские физиономии над прямоугольным ямным обрезом. Неужели это последнее, что проводит меня в мир иной?!
Первые груды земли уже обрушились на грудь, и я невольно всхлипнул и зажмурил глаза, ожидая, что сейчас начнёт заваливать и голову и нечем будет дышать. И вдруг наверху послышался какой-то стремительный хаотичный шум, сопровождаемый дикими воплями и стонами, страшный короткий хряст, глухие удары, топот ног и матерщина, пистолетный выстрел, за ним ещё один и раскатистое эхо, прокатившееся по лесу.
Ещё запомнились звуки падающих тел, сотрясение грунта, мелькание теней на бруствере могилы.
Всё это длилось не более двадцати пяти – тридцати секунд. Потом наступившую гробовую тишину нарушили чьи-то тяжёлые упругие шаги, и в яму спустился человек в морской одежде – в светлых, почти белых штанах и такого же цвета рубахе с синим отворотом; в разрезе рубахи на груди его виднелась полосатая тельняшка. В подобных одеяниях матросы выполняют различные работы на кораблях.
– Ну как ты тут, живой? – с заметной долей напряжения проговорил он, пылая глазами. Его грудь вздымалась и опускалась, словно кузнечные мехи. Незнакомец пытался перевести возбуждённое дыхание, но это ему удалось не сразу. – А-а, живой, вижу! Вовремя, значит, мы вмешались. Высвободив меня из грунта, он разрезал бечеву, которой я был привязан к жерди, и помог выбраться наружу.
Возле ямы там и сям в лужах крови и самых несообразных позах лежали все шестеро лиходеев. У одного чуть ли не полностью была снесена половина черепной коробки, у другого зияла ужасная рубленая рана на шее. Четверо других тоже не двигались и больше напоминали покойников, чем живых.
Я с ужасом переводил взгляд с одного тела на другое; меня замутило, но, слава богу, желудок был пуст, и я отделался только несколькими судорожными рвотными позывами.
Незнакомец развёл руками.
– Ну что было делать? – как бы оправдываясь, проговорил он, тоже оглядывая неподвижные тела. – В меня стреляли, и я чуть не получил удар лопатой в лицо, – он дотронулся кончиками пальцев до неглубокой ссадины на щеке и посмотрел на алые пятнышки, оставшиеся на них. – Вот, видите, мазнули всё-таки сатаны. Хорошо, удалось уклониться. А дальше уж и не помню, как было. Кажется, лопата оказалась у меня в руках и…
Мне ещё больше стало нехорошо, в глазах потемнело, ноги подкосились, поляна и небо над ней поплыли куда-то в сторону.
Человек в морской робе подхватил меня подмышки и мягко опустил на землю.
