Мысли не текут, а бегут, скачут, летят – злые, горячечные, мстительные: я не могу такое простить, проглотить, стерпеть, я расшибусь, но все верну…
Затем, по мере остывания, приходят и трезвые. У меня в руках роскошный пирог, а я, как осатаневший безумец, собираюсь драться за черствый сухарик, оставшийся где-то за Хребтом? С которым не знаю, что и делать? Выкинуть жалко, а заниматься им, когда в руках такое сокровище, да еще выход к океану, вот-вот выстрою огромный флот…
Возможно, Гиллеберд, сам того не подозревая, помогает решить эту проблему. Я могу повозмущаться против такого произвола и нарушения международных договоров, выразить протест, но отныне целиком сосредоточиться на Сен-Мари. А что фюрст, а не король, так это сейчас, когда варвары подступают с моря, а кейдановцы поднимают головы в королевстве…
Сэр Жерар вошел тихохонько, сегодня он в темном костюме, ничто не выдает его высокого статуса, кроме золотой цепи на груди, застыл у двери, неподвижный, как одна из статуй.
Я взглянул на него с раздражением.
– Сэр Жерар?
Он торопливо поклонился.
– Ваша светлость…
– Сэр Жерар, – твердым голосом сказал я, – мне придется ненадолго оставить дворец. Надеюсь, за время моего отсутствия вы его не спалите.
Он поклонился.
– Как скажете, ваша светлость. Армландию вы тоже оставляли ненадолго, кстати.
Я дернулся, посмотрел на него злыми глазами, но он ответил взглядом праведника: мол, я же вам говорил, да и все вас предупреждали и просили не зарываться.
– Ладно-ладно, – сказал я резко, – что случилось, то случилось. Будем спасать хотя бы обломки. Инструкции барону Альбрехту, сэру Растеру и полевым командирам, что так вовремя прислал граф Ришар, я оставил…
– Вас проводить?
Я подумал, кивнул.
– Да, это недалеко.
Стражи распахнули передо мной двери во двор, мраморные ступени блестят от ночного дождя, холодный злой ветер ожег лицо, гнет верхушки деревьев, небо в тучах, под ноги полетели безжалостно сорванные молодые листья.
Внизу переминаются с ноги на ногу барон Альбрехт в роскошном малиновом камзоле с плотным шитьем двойными золотыми нитями на плечах и отворотах, а также сэр Растер в полных рыцарских доспехах, даже в шлеме, хоть и с поднятым забралом.
Сэр Растер, чтобы среди придворных хоть как-то походить на придворного, набросил на плечи роскошный плащ, а на грудь повесил толстую золотую цепь, как и у барона Альбрехта, но у того выглядит, как будто с нею и родился, а у сэра Растера… несколько, ну, не совсем так, чтоб уж смотрелась.
Я произнес коротко:
– Барон… сэр Растер…
Они поклонились.
– Ваша светлость!
Я кивком велел идти следом, все трое пошли за мной молча, за нами еще двое стражей, сохраняют почтительную дистанцию, чтобы не слышать разговоры господ.
Из подземной тюрьмы вышел могучий мужик в кожаном переднике на голом торсе, лицо блестит в мелких бисеринках влаги, даже не поежился от пронизывающего ветра, глубоко вздохнул и вытер потные ладони о штаны.
Сэр Жерар издали вперил в него требовательный взгляд, но тюремщик дождался, пока приблизимся, неловко поклонился.
– Ваша светлость… изволите спуститься?
Я посмотрел на темное низкое небо, зябко передернул плечами.
– Думаю, там еще хуже. Веди сюда.
Барон Альбрехт понимающе кивнул, сэр Растер хранит молчание, как гробница древних королей. Тюремщик повернулся и пошел вниз, опираясь рукой о мокрую каменную стену.
Мы слышали, как внизу гремят ключи, затем донесся скрип тяжелых металлических дверей, снова затихающий звон, удаляющиеся голоса. Насколько помню, там длинный коридор, на каждом повороте приходится подолгу открывать железные двери, отворяются медленно и туго, любой побег отсюда практически невозможен.
Мы не обменялись ни словом, только сэр Жерар пару раз вздохнул так тяжело, что я раздраженно дернул щекой, и он поспешно отодвинулся за спины Альбрехта и Растера.
Снизу донеслись тяжелые шаги, звон цепей. Герцог Сулливан вышел в простой белой рубашке, черных брюках и в старых сапогах, с черной щетиной на щеках и подбородке, сразу болезненно прищурился от яркого солнечного света.
Все так же высок, мне почти вровень, это гигант, по здешним меркам, широк в плечах, на руках толстые железные оковы, между ними короткая цепь. Двое могучих парней в красных одеждах королевской стражи поднялись следом, а когда выбрались наверх, слегка придержали за локти осужденного к жестокой казни четвертованием.
Я смерил его угрюмым взглядом, а он проморгался и в свою очередь посмотрел на меня с откровенной ненавистью.
– Можешь не молиться, – сказал я ему с кротостью крокодила. – Я за тебя уже помолился.
Сэр Растер спросил в великом удивлении:
– Правда?
Я поморщился.
– Сэр Растер, мы же рыцари… конечно, я помолился! Про себя.
– А-а-а, – сказал он с облегчением, – все хорошо, мой лорд, а то я уж было испугался.
Барон Альбрехт посмотрел на простодушного рыцаря с ласковым укором, как на дитятю. Сулливан же игнорировал нас, с предельным равнодушием глядя мимо в темно-серое небо над остроконечными крышами домов.
– Герцог Сулливан, – произнес я холодно, – вы признаны виновным и будете казнены.
Он буркнул:
– Это я уже где-то слышал.
– Просто приятно напомнить, – сказал я с тем же холодком. – Есть ли просьбы, прошения?
Он поморщился.
– От меня? Не льстите себе.
– Значит, нет, – сказал я с удовлетворением. – Это еще лучше. Приятно, когда ни пятнышка на совести… Однако у меня есть к вам предложение.
Он искривил рот.
– Повеситься самому? Нет уж, душу свою не загублю.
– Зачем же? – возразил я. – Мне самому куда приятнее видеть, как вас казнят согласно строгой и ох какой справедливой и неспешной процедуре. На труп врага всегда смотришь с великим удовольствием, не правда ли? Даже с превеликим. Но предложение заключается в другом…
Он чуть откинул голову и рассматривал меня с выражением полнейшего превосходства, как будто это он король, а я пришел просить милостыню.
Не дождавшись реакции, я поинтересовался:
– Вам даже не интересно, какое?
Он презрительно оттопырил губу и, делая мне величайшее одолжение благодаря широте своей души и величайшей щедрости, проговорил лениво:
– Ну… какое?
– Мне нужно отлучиться, – сказал я. – Из королевства. Однако ожидается нападение пиратов на Тараскон… слыхали о таком?.. и его бухту. Там заложена, как вы наверняка знаете, королевская верфь. Пираты очень жаждут уничтожить там все, пока мы не построили гигантские корабли. Вам как патриоту королевства должно быть небезразлично, будет в Сен-Мари… то бишь в Орифламме, могучий флот или не будет.
Он слушал с вялым интересом, наконец ответил с прежним пренебрежением:
– И что?
– Я не могу вмешиваться в работу суда, – сказал я, – иначе что это будет за справедливый и независимый? Но в моей власти временно отсрочить саму казнь. Если дадите слово, что за это время не обратите меч против тех, кто вам его вручит, я верну вам прежнюю свободу с условием, что немедленно отправитесь в Тараскон, осмотрите там укрепления и сделаете все, чтобы защитить тамошний город и верфь. Верфь мне, вообще-то, важнее. А когда вернусь, вы сдадите оружие и приедете из Тараскона сюда, где вам и отрубят голову.
