Глава 1. Опустевший замок
Семеро всадников, которые сырым летним утром ворвались в старинную цитадель, наверняка рассчитывали застать здесь ее обитателей и были готовы к тому, что непрошеных гостей не захотят впустить: у двоих всадников имелись метательные крючья с привязанными к ним прочными веревками. Ров оставался сух, и захватчики надеялись, легко перейдя его, с помощью крючьев и веревок одолеть одну из стен.
Но их задача оказалась куда легче – подъемный мост был опущен, а старинная массивная решетка ворот поднята. Поэтому всадники, облаченные в боевые доспехи, как ни удивило их это открытие, не замедлили хода. Подковы их лошадей прогрохотали по толстым дубовым доскам, и затем грохот утих под каменной аркой внешней стены замка.
Замку было не меньше трехсот лет, его строили в середине восьмого века от Рождества Христова, но, не окажись он сейчас в таком запустении, им по-прежнему любовались бы жители окрестных поселений, а недругам было б нелегко его захватить. Высокие, в десяток туаз[1] мощные стены, сложенные из массивных каменных плит, образовывали правильный восьмиугольник, так что с каждой из угловых башен свободно просматривались остальные. Широкий и глубокий ров подходил к стенам вплотную. На самих же стенах было достаточно места, чтобы, если понадобится, вести бой, а во время осады варить смолу и угощать ею осаждающих. За сооруженными по краям зубцами могли укрываться лучники. Внутри двора, образованного стенами, располагались жилые постройки, конюшни, кузница и несколько хлевов: прежде здесь держали домашнюю скотину. Донжона[2] не было, в те годы его возводили редко, но и без него сооружение смотрелось внушительно и сурово.
Теперь, спустя три столетия, любой, кто кинет взгляд на старинный замок, заметил бы его запустение. Ров почти пересох, вода заполняла его только в весеннее половодье и порой в пору сильных осенних дождей. Края, скаты и дно заросли кустарником. Кустики и деревца проросли кое-где и на ветшающих стенах, из которых стали выпадать камни.
Однако замок оставался жилым: цепи подъемного моста по-прежнему аккуратно чистились и смазывались, как и ворот, с помощью которого поднималась решетка, закрывающая арку.
Прошло не более получаса, и те же семеро всадников вновь показались в проеме неширокой арки. Вид у них был обескураженный, а тот, что ехал первым (и туда, и обратно), бранился самыми грязными словами, какие только мог найти во французском языке[3].
– Кто-то предупредил зловредную ведьму! – орал он в ярости. – Будь я проклят и нынче, и в будущем, если ее кто-то не предупредил! Куда она могла подеваться?! А слуги где?!
Он обернулся к своему маленькому отряду:
– Вы точно все осмотрели?
– До последнего уголка! – отозвался один из тех, возле чьего седла болтался осадный крюк с бухтой прочной пеньковой веревки. – Да и что там осматривать? Три четверти построек заброшены, полы сгнили, балки рухнули. Негде прятаться. Тем более бабе, да еще на сносях… В каморке, что в левом крыле, живет старик-конюх, рядом – кухарка, она же домашняя прислуга. Ни он, ни она даже и не знали, что их госпожа не в замке, думали, спит. Я их потряс как следует, только охают да ахают. Не врут, точно вам говорю. Нет-нет, мессир, она, как видно, одна улепетнула. Кучер показал единственную в замке лошадь – та три дня, как захромала.
– Так что же, эта сумасшедшая убежала пешком?! – взревел предводитель отряда. – И я должен в это поверить?!
– Придется, мессир, – заметил другой воин. – Скорее всего, у нее при себе было немного денег либо побрякушка какая-нибудь ценная, и она понадеялась в долине, а может, на дороге разжиться лошадкой, мулом или ослом. Да, как там ни крути, отсюда она удрала. И, надо думать, прямо у нас под носом. Может, кто ее видел? Стоило бы спросить вон у тех вилланов[4].
С этими словами он указал на двоих крестьян, что пасли неподалеку от рва пару десятков овец.
– Эй вы! – предводитель отряда подскакал вплотную к селянам. – Вы давно здесь?
– Так, только-только пригнали стадо, ваша милость! – ответил, склоняясь перед рыцарем, пожилой виллан в овечьем плаще и стеганой шапке.
– Врешь, скотина! Когда мы приближались к замку, вы уже топтались здесь со своими овцами! Говори, кто выезжал или выходил из этих ворот? Кого вы видели на мосту, и куда она или они направились?
Крестьяне в испуге пятились от наезжающего на них рыцаря, а овцы с протяжным блеянием стали расползаться по кустам.
– Милорд![5] – вступился за своего товарища пастух помоложе. – Лори говорит вам правду: мы тут совсем недавно и точно никого не видели. Мост этот, когда мы пришли, был уже опущен.
– Я велю моим лучникам перестрелять всех ваших овец, если вы мне не скажете правду! – теряя последнее терпение, взревел предводитель отряда. – А будете молчать и дальше, отправим вас вслед за овцами!
– Это на монастырской-то земле? А по какому праву?
Голос, произнесший эти слова, был так звучен и так спокоен, что все семеро всадников и оба крестьянина тотчас на него обернулись. На тропе, что шла, огибая ров, от холма к заросшей лесом низине, стоял высокий человек в серой монашеской сутане и с крестом на груди. На вид он был молод – лет двадцати пяти или чуть старше, но держался необычайно уверенно. Этого не мог не заметить предводитель отряда захватчиков. Монах был уж точно не простой, к тому же резкие черты его худого подвижного лица выдавали немалую внутреннюю силу, и рыцарь не посмел заговорить с ним так же грубо, как обычно говорил со всеми, кого считал ниже себя.
– Не сердитесь, святой отец! – с досадой воскликнул рыцарь. – Просто эти скоты нас обманывают.
– Они не обманывают вас, милорд! – спокойно возразил монах. – Взгляните, трава на поляне, куда они пригнали овец, общипана только с одного края, значит, они здесь едва ли более часа. А из низины ворот замка не видно.
– Возможно. Но, судя по всему, та или те, кого мы ищем, покинули замок как раз около часа назад. Зола в очаге в одной из верхних комнат была еще теплая.
Молодой священник улыбнулся:
– Значит, туда положили много дров, и дрова долго горели. Так обычно делают, когда хотят, чтобы над крышей был виден дым и окружающие думали, будто хозяева дома. А люди из замка уехали больше трех часов назад.
– С чего ты взял это, монах? – вновь теряя терпение, взвился рыцарь.
Улыбка монаха стала еще благодушнее:
– Чтобы вам было удобнее ко мне обращаться, милорд: меня зовут отец Антоний. Я – аббат[6] обители Святого Доминика. Наш монастырь вон за тем пригорком, и все земли здесь наши, кроме долины, что примыкает к восточным стенам замка, – она все еще в собственности его владельцев. Что же до того, почему я так уверен в давнем отъезде владелицы, так это очень просто. Странно, что вы и сами не заметили.
