Ольга Старушко - Родительская тетрадь

Родительская тетрадь
Название: Родительская тетрадь
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Родительская тетрадь"

Воспоминания близких и родных, детали биографии, исторический фон и события, которые становились историей уже на нашей памяти, исповедальная лирика: в книгу вошли стихотворения, написанные в 2015—2020 годах.

Бесплатно читать онлайн Родительская тетрадь


© ООО Издательство «Питер», 2022

© Серия «ПИТЕР ПОКЕТ», 2022

© Ольга Старушко, 2022

Глава 1

Дом

Прошу

Мне бы хватило малости,
сколько ни протяну:
дай ещё миг, пожалуйста —
соли морской вдохнуть.
Прежде чем успокоиться,
час до рассвета дай,
чтоб на каштане горлица
в горле катала май.
Пухом ли в землю, в урну ли —
дай мне хотя бы день
дома.
Волну лазурную
с чаечкой набекрень.

«Яблочко» с выходом

Сколько лет бы с детства ни минуло,
а душе в разлуке не зачерстветь.
Прогуляйся стеночкой Минною
в одиночестве.
Ветер с моря, камень горячий бел,
съеден и туманом, и бурями.
Слива-дичка зреет. Иди себе,
знай, покуривай.
Тюлькин флот на привязи мается.
Цепи якорные заржавлены.
Мачты держатся всеми пальцами
за державное.
Жить и жить бы здесь с мамой, с папою,
а не так – от случая к случаю…
Ежевикой сердце царапает
боль колючая.
Воробьи на стеблях цикория
машут крыльями – ой, щекотно им.
Да у тебя самой вся история
перелётная.
Ты гуляй, покудова алый шар
в тучи за маяк не закатится.
Посиди на камне – да жаль, шершав,
мнётся платьице.

Долг

Послушай, тебе говорили
взахлёб и почти не дыша
про мачты, ревущие крылья
и тонущий солнечный шар,
про вытертые башмаками
ступени, что к пирсу ведут,
про то, что разобран на камень
твой Лазаревский акведук,
про то, как внезапно и резко
хватает жара за плечо,
про стайку девчонок соседских,
что лазают за алычой,
про чаек, гогочущих с крыши,
про то, как чернеют, тихи,
от павших шелковиц и вишен
отбитых дворов языки,
про то, что затягивать раны
и память узлами нельзя?
А я говорить не устану:
ведь кто-то же должен сказать.

Мрамор

Каким же ветром мраморного льва
внезапно занесло к аэропорту?
Лаская гриву, шелестит трава.
Он дремлет, положив на лапы морду,
и мрамор шёлков, сумраком ночным
укрыт от слишком пристального взора.
Лев нежится. Мы с ним вдвоём молчим,
ловя под лавровишней слабый шорох,
с каким небесный круг в созвездье Льва
приходит, звякнув дверью потаённой.
И волосы мои поцеловав,
застынет воздух.
Пояс Ориона
застёгнут на три дырочки.
Луна,
рождённая вот-вот, перед рассветом
свой парус тонкий выгнула, полна
невидимого солнечного ветра.
При лунном свете мрамор как живой:
не тень скользит —
то лев чуть слышно дышит,
касаясь августейшей головой
пускай не лавров, ладно – лавровишен.
Прими свой Крым и вечным, и живым,
открыв его небесные ворота,
когда тебя таврические львы
встречать выходят чуть не в зал прилёта.

Медь

За «Рио-Ритой» в парк Победы
июльским вечером приеду.
Ах, трубачи, поддайте меди,
а я отсыплю серебро.
Кружатся под софорой пчёлы
под выкрики трубы весёлой,
и крутобокая валторна
отставит в сторону бедро.
Дыши,
«Рио-Рита»,
котомка травами набита,
под шляпой-соломкой
почти не видно седины.
…Помнишь май у театра
и те весенние объятья?
Кто только с фронта, кто от парты
встречались в шесть
после войны.
Расселены полуподвалы.
Из общежитий, коммуналок
она лилась ещё, звучала,
но разъезжались кто куда.
Мелькали и терялись лица
друзей, и веера альбиции,
что летом розовым пушится,
смахнули прежние года.
Гори,
«Рио-Рита»,
у мамы платье в розах сшито,
и галстук в полоску
на фотоснимке у отца.
Королёк над лавандой,
балкон, увитый виноградом,
и комендантские наряды,
и ламца-дрица-и-цаца.
На танцплощадках-сковородках,
куда сбегали одногодки
в клешах и юбочках коротких —
и были ночи коротки —
забыта, смолкла «Рио-Рита»,
иными песнями забита.
И новые возили ритмы
из дальних рейсов моряки.
В толпе курортной и случайной
я поймана твоим звучаньем.
В футляре мелочь забренчала,
а в знойном мареве плывёт
на расстоянии ладони
весь из винтажных кинохроник
сверкающий легкомоторный
и прямокрылый самолёт.
О, этот флёр воспоминаний…
Софора мусорит цветами,
и барабанщик барабанит,
и трубачей картава медь.
И голоса жужжат, как пчёлы,
что собирают мёд софоры.
И перехватывает горло.
И слов не помню, жаль.
Не спеть.

Слабо

Слова на ветер? Ковыля
седой загривок. Степь пожухшая.
Родная скудная земля,
ты говори, а я послушаю.
Твой ветер скажет мне о том,
что голос – выдох, вдох – молчание,
так помолчи! – но сам потом
взовьётся, снова отвечая мне,
что после скоротечных гроз
отцу на даче что-то личное,
напившись, благодарный дрозд
поёт над грядами клубничными.
Пусть голос слаб, пусть выдох – блажь.
Тяну как есть, и делать нечего.
Цепляй слова, мой карандаш —
и хоть цикадой, хоть кузнечиком…

Млечно

На город туман опустился впотьмах.
Туман молоком заливает дома,
и каплями жёлтого масла
уже растворяются в нём фонари
да теплится пара окон изнутри:
погасли… и это погасло…
И где тут вперёд и куда тут назад?
И папе бы время опрыскивать сад,
да только беда – нездоров он.
Пахнуло весной из февральских окон,
и поит миндальным своим молоком
голодную землю корова,
и влажно дыханье её у щеки,
глотает дорогу и съела шаги:
вот чайка заплакала где-то,
а где она, чайка – поди отыщи,
и сливочной пеной цветы алычи
стекают на кончики веток.
Широкие лапы до самой земли
у кедров атласских, намокнув, легли
и головы свесились набок.
А чайка всё плачет и плачет вдали.
Хлебни этот белый и стылый налив:
он горек, и солон, и сладок.
На город, который с рожденья знаком,
который и любит, и нянчит тайком —
уж больно характер суровый —
украдкой глаза осушая платком,
смотри: ты впитала его с молоком
телком от туманной коровы.
И якорь рога выставляет вперёд,
и месяц по небу триерой плывёт
над млечным сиянием бухты,
в тумане курантов звенит бубенец,
дышать тяжело, а когда наконец
заплачешь – и легче как будто.

Гроза

Раздумывает – сохнуть ли? – трава,
пока ещё не колются колосья,
и мнётся мак, и шёлков, и кровав,
то выгибаясь, то кидаясь оземь.
Медовый дрок, пуховый тамариск
пронзительней в лучах на фоне тучи.
С изнанки тополиный замшев лист,
и у платанов кроны ветер пучит.
Сгустилось время поздних майских гроз.
И так они желанны, эти грозы,
пока сочится смолкой абрикос
и бронзов жук во рту у чайной розы.
От молнии, шарахнувшейся вниз,
гремуча смесь пыльцы, озона, пыли.
Вскипел асфальт от пузырей и брызг,
и в ужасе кричат автомобили.
И треск, и трепет. Ливень наконец
припал к земле – и жадную целует.
Так долго шёл к тебе, и вот он здесь.
Он ломится вовсю, напропалую,
раздвинув лозы, стебли и листы —
не груб, но так настойчив, так поспешен,
так полон жизни, что от полноты
полопается шкурка у черешен.

Царапины

На пустыре вольготно ежевике:
дожди прошли, она и зацвела.
И на цветах дрожат в горячем блике
двух бабочек сложённые крыла.
Задень её – и не избегнешь плена,
и каплю крови вытрешь рукавом:
она когтит плечо или колено
любым назад отогнутым шипом.
И кобальтовый шершень пулей дикой,
и медленного золота пчела,
и бабочки кружат над ежевикой,
не в силах оторваться от тепла.
Её крючки – на листьях по изнанке.
Её железо зреет в лепестках.
Ты не завидуй бабочке-белянке:
ей мёд, а у тебя шипы в руках.
Как ни уйдёшь – со стоном или криком,
земельным комом, прахом и золой —

С этой книгой читают
Эта книга стихов – посвящение Севастополю: городу детства, городу мечты, городу русской воинской славы и гордости на все времена.
В «Гласных» собраны стихотворения разных лет.Они о слове, написанном и звучащем. О том, чем мы дышим и о чём говорим, как связаны чувство родной речи и наша земля: от А до Я.
«В снах ветра» – это четвертый авторский сборник стихотворений, где автор ведет откровенный разговор – про жизнь, про любовь, про природу, а также про любовь к природе.
Вниманию читателя предлагается сборник стихов, в которых автор пытается дать оценку миру, действительности и осмыслить происходящее вокруг него.
И в этой книге основной темой является любовь. Наступила весна, и эти стихи как нельзя лучше описывают состояние души человека. Однако есть ещё в жизни события, которые волнуют автора и заставляют высказать своё мнение о происходящем. Надеюсь, что Вам понравятся мои стихотворения.
В книгу вошли лучшие произведения, написанные за последние годы, сыгравшие немаловажную роль в жизни автора. Стихотворения расположены в хронологическом порядке для лучшего понимания духовного роста и проблем, с которыми сталкивается автор при взрослении. Основная часть произведений о любви: к жизни, природе, родным и друзьям. Есть и те, которые несут в себе вопрос, над которым стоит задуматься. Но, несмотря на это, каждый найдет для себя стихотв
Герой, а по совместительству и автор этой уникальной, во многом неожиданной книги – обаятельный, блистательный, неподражаемый Артист – Михаил Державин. Он один из немногих людей, при одном упоминании которых на лицах расцветают светлые улыбки!От счастливого детства в артистической вахтанговской среде до всероссийской и всесоюзной любви и известности – путь, который Артист, кажется, даже не шел, а порхал – легко, песенно, танцевально, шутя, играюч
У любого дома, как и у человека, – своя судьба и своя, как правило, неповторимая история. Эта книга о малоизвестной, «потаенной» Москве – с ее легендами, фамильными тайнами и волнующими преданиями, мистическими фантазиями и романтическими грезами, благодаря которым Москва оживает, а старинные дома раскрывают свою душу. Прочитав ее, вы, например, узнаете, какой московский особняк окрестили «Домом русского Фауста», «Московским Версалем», «Лабиринто
Лидия – сильная, красивая, уверенная в себе женщина. Занимается рукопашным боем, карате и дзюдо. При столь боевой силе духа она надеется встретить ласкового мужа, желая повторить отношения своих родителей. Сергей – умный, сногсшибательный и настойчивый мужчина-ловелас. Работает адвокатом и имеет все, что только пожелает. Они познакомились в канун Нового года не в самый лучший момент, закончившийся гипсом и столкновением взглядов. Возможны ли отно
Страстный и совершенно нежданный курортный роман между Леной и Яром, кажется, готов перерасти в нечто большее, но у него — дочь и тоска по погибшей жене, а у нее — чувства к бывшему мужу. Говорят, настоящая любовь случается только раз, тогда что с такой силой тянет их, уже однажды любивших, друг к другу? Одиночество или?..