Декабрь в этом году вновь выдался бесснежным и ветреным. Восточный ветер гнал серые рваные тучи мимо города в сторону Таганрогского залива и дальше, давая повод ростовчанам разочарованно вздыхать: «ну, когда же начнётся нормальная зима?»
Город горел в предновогодней лихорадке. Хотя до Нового Года было ещё далеко, ближе к «католическому» Рождеству, по американской моде, открывались распродажи, закатывались «корпоративы», люди куда-то бежали, ехали, неслись, – плотность движения в эти дни всегда сильно возрастала. Авто горожан незапланированно встречались на улицах под разными углами и с разной степенью помятости и потёртости, затыкая и без того медленное движение глухой пробкой. Совокупные выхлопы поднимались в небо ещё одной невидимой грязной тучей. И казалось, что эта агрессивная «городская» туча отпугивает «нормальные», снеговые. Но как же утихомирить эту суету? Остаётся только дождаться благословенного утра первого января…
Однако мне приспичило «в город». Да, «в город» – так говорила моя бабушка, да и все «поселковые», хотя посёлок наш ещё до войны вроде находился в черте Ростова-на-Дону. И до сей поры многие так говорят, и воспринимают под «городом» именно старый Ростов, дореволюционный. В который я однажды влюбился, и даже сейчас, в ненастный декабрьский день спешил с ним на свидание.
В этот раз я решил пройтись по улочкам, расположенным чуть выше набережной Дона, посмотреть старинные купеческие дома, а потом подняться ещё повыше и зайти в пару-тройку любимых магазинчиков. «Шопоголик» из меня, к счастью, так себе, но есть любимая «тройка товаров» издавна вызывающих у меня паралич воли – это книги, чай и музыкальные пластинки. Их покупка должна была увенчать моё путешествие.
Доехав без приключений до центра, я стал спускаться к Дону по Ворошиловскому проспекту (бывшему Большому), пряча лицо от резкого, порывистого ветра. Не смотря на прохожих, быстрым шагом я добрался до нужной улочки, свернул направо и пошёл уже медленнее. Здесь было малолюдно, припаркованные машины стояли вдоль высоких тротуаров, дорожное покрытие уходило то вверх, то вниз. Показались купола и колокольня старообрядческого собора1, благополучно пережившего «безбожную пятилетку». Ветер стих, и в воздухе вдруг замелькали снежные крупинки. «Вот бы замело сейчас!» – мне так отчаянно хотелось, чтобы перед глазами образовался пейзаж с картины известного ростовского художника, как раз изобразившего эту улочку, заметённую снегом и этот собор, но такими, каким они были сто лет назад…
Но многоэтажки, образовавшиеся здесь за последние пару десятилетий, здорово портили начало улицы. Моей идеалистической душе было искренне непонятно, как всё это строится в ущерб красоте и гармонии, где же профессиональная гордость архитекторов? Впрочем, у кого она сохранилась в наш бесстыжий коммерческий век?
Дом, на котором я задержал взгляд, похоже «готовили» к сносу. Глаза-окна его были выбиты, полуоткрытая деревянная дверь покосилась и жалобно скрипела. По сохранившемуся кое-где декору можно было догадаться, что раньше это был добротный купеческий домик. Некоторым его собратьям повезло больше, вот они стоят рядом, сверкая новой штукатуркой, или наоборот, вычищенным «до кирпича» фасадом. А этому – нет.
Дверь снова жалобно скрипнула. Во мне неожиданно пробудилось подзабытое мальчишеское чувство жажды приключений. Пренебрегая назойливым зудением «рационального» ума, мол «ну что ты там увидишь – грязь, хлам, бомжатник какой-нибудь?», я оглянулся по сторонам – на улочке было совсем безлюдно – и направился к обречённому дому. Потянув ручку двери и переступив то, что раньше было порогом, я оказался внутри. Здесь царил полумрак. Вопреки моим прогнозам «бомжатника» внутри не оказалось и даже запах был вполне обычный. Вверх убегала полусгнившая лестница, на полу лежал мусор – отвалившаяся от стен штукатурка, кирпичи, битое стекло. «Всё, ничего необычного. На второй этаж лучше не подыматься – лестница тебя не выдержит» – вновь зажужжал противный мой «рацио», заглушая «мальчишку-следопыта». Я уже повернулся к двери…
Боли не было. Словно кто-то сильно толкнул меня в затылок, и я стремительно полетел в какой-то водоворот. Это ощущение длилось всего миг, после чего наступила полная темнота.
Первой мыслью была банальная: «Где я?». Я лежал ничком на полу, мне было холодно. Вокруг была кромешная тьма. Ощупав себя, я понял, что лежу в одном исподнем. «Воры, бомжи – огрели меня чем-то ради одежды. Совсем опустились…», – подумал я, трогая затылок. Но ушиба не было. «Газ? Чем-то же они меня выключили… Вот и зашёл, блин, стариной полюбоваться, археолог хренов…» – мысли летели и путались, я закашлялся и попытался сесть. Пока я пытался вглядеться в темноту, где-то наверху заскрипели доски. Стало жутковато. Вскоре послышался отчётливый скрип ступенек на лестнице.
Мои глаза только начали привыкать к темноте, как сверху показался слабый, мерцающий свет.
«Свеча! Кто-то спускается! Господи, кто же тут живёт!» – вновь заметались мысли. Тем временем свет потихоньку изгонял тьму из своего круга и моим глазам представали контуры великолепной деревянной лестницы с изящными балясинами, кусочек стены с росписью – какими-то ангелочками, ковровая дорожка под ногами спускавшегося. Мой «рацио» впал в ступор и наконец замолк.
– Кто здесь? – это было произнесено густым басом.
Мой язык присох к гортани. С трудом отодрав его и разлепив губы я промычал:
– Простите… мне плохо, кажется я здесь случайно…
Мужчина на лестнице, одетый в халат, лица которого я пока не мог разглядеть, замер. Затем я увидел дуло револьвера, направленное прямо на меня.
– Эй, уберите оружие! – язык мой от страха развязался, и я затараторил как дятел, – Меня похоже ограбили, раздели и затолкали сюда к вам. Я не вор!
Мужчина продолжил молча спускаться, держа меня под прицелом. Я замолчал. Внезапно вспыхнул неяркий электрический свет, и незнакомец потушил свечу. Теперь я мог видеть его вытянутое, худощавое лицо, обрамлённое красивой длинной русой бородой. Волосы были расчёсаны под прямой пробор. Он был заметно крупнее и шире меня в плечах. Но на вид ему могло быть столько же, сколько и мне – под «полтинник».
Он пристально осмотрел меня: моё лицо со сползшими на нос круглыми очками, короткую, плохо постриженную седеющую бородку, вялую мускулатуру.
– Жид?
– Кто?
– Ты?!
– Ничего подобного. Русский я.
– Социалист? Коммунист?
Вопрос показался странным, хотя кое-что до меня начало доходить…
– Аполитичный я. Инженер. По электрической части…
– Аааа. Это хорошо. На вора ты не похож. Как же ты сюда попал-то? Фёдор дверь забыл запереть?!
