Вчера вечером, когда я, поужинав, собиралась отправиться в комнату и почитать перед сном своего любимого Гиже, дочь остановила меня взглядом. Я поняла, что она хочет что-то сказать и не может решиться. Она встала из-за стола и предложила сопроводить меня. Я нисколько не была против и даже обрадовалась возможности пройтись с ней до своей двери. Мы оставили в столовой её мужа, мистера Стерна, и их двоих детей, с которыми обменялись поцелуями и пожеланиями добрых снов.
На рассвете дочь и всё её семейство оставляли меня, уезжая на год за океан, в Мелюа. Туда супруга моей Мэдл пригласили возглавить правящую партию Маримо. Мистер Гарри занимал высокий пост и здесь, но на близлежащем континенте решили, что в скором времени не обойдутся без его присутствия. Предложение было заманчивым, Стерн над ним долго не раздумывал. Естественно, он увозил с собой всю семью. Смена обстановки была прекрасной возможностью взглянуть на быт других людей, завязать знакомства, открыть что-то неизвестное для себя.
Месяц назад мистеру Стерну исполнилось пятьдесят семь лет, его жене было пятьдесят три, а их детям – двадцать один и девятнадцать. Ох, эти юные годы! Когда мне было столько же лет, моя реальность вовсе не походила на их сегодняшнюю. Я довольна тем, что их взросление совпало с благоприятным периодом, будущее размеренно и безмятежно.
Внук мой, Лестер, продолжит своё обучение в Мелюа. Он крайне увлечён флорой и, думаю, со временем из него получится неплохой учёный-ботаник. А моя младшая внучка, Джуди, почему-то мечтает строить быстроходные суда и отправиться в кругосветное путешествие. Не знаю, в кого из наших родственников она пошла, но тяга её к мореплаванию безмерна. Самое главное заключается в том, что мы не смеёмся над этим желанием, не пытаемся направить её страсть в другое русло, более подходящее девушке. Наверное, её решимость и блеск в глазах заставляют нас верить в то, что она обязательно добьётся своего. Пусть будет так.
Я счастлива за всех них и отпускаю от себя без препятствий и уговоров. Прекрасно понимаю, что у каждого свой путь и мне в нём отведена лишь небольшая роль любящей бабушки, хотя и роль эта приятная. Мне грустно. Но я столько видела за свой век, что не могу тешить себя надеждой на своё вечное существование. Однажды меня не станет, как и многих моих родных и близких.
Но возвращаюсь к вчерашнему дню. Мы с дочерью дошли до моей комнаты, разговаривая об их отплытии. Я уверяла её в том, что нет смысла переживать о нашей разлуке, что её место в кругу своей семьи и ласково пожимала ей руку. Одновременно я догадывалась, о чём она хотела меня попросить. Моя милая Мадлен уже не раз обращалась ко мне раскрыть ей тайны моей жизни. Не хочу сказать, что жизнь моя была какой-то загадкой. Я всегда охотно рассказывала дочери, Гарри и внукам о своих родственниках, когда они осведомлялись. Но часто в этих словах встречалась недосказанность: какие-то вещи я не могла объяснить или вовсе не помнила. А в чём-то откровенно и не желала признаться. Я знаю, что они на меня за это не сердятся. Возможно все они, кроме дочери, не находят мою историю необыкновенной. Но она-то знает, что всё далеко не так.
Моя Мэдл была свидетельницей разных эпизодов и сцен молодости своей матери и её цель – разобраться в своих детских и юношеских впечатлениях. Она подозревает, что её мать не просто обыкновенная пожилая дама с соседней улицы, судьба которой похожа на тысячи других. Мадлен точно знает, что в моей биографии есть нечто важное, и не только для меня самой. И ей непременно хочется об этом услышать. Причём интерес этот не покидает её уже долгое время. И вот она в очередной раз делает попытку поговорить со мной, смотрит испытывающе и молча спрашивает. Осознаёт, что я догадалась и надеется на долгожданный ответ. Наконец, я сдаюсь.
– Ты всё узнаешь, Мэдл. Только не здесь, не сию минуту. Иначе тебе всё покажется скомканным, и возникнут новые вопросы. Завтра вы уедете, и я смогу собраться и доверить весь свой любовный роман бумаге. У меня будет целый год, чтобы вспомнить все подробности и записать их.
Дочь бросилась мне на шею, крепко обнимая.
– Неужели я больше не увижу тебя, мама?! Я чувствую, что не увижу! Прости!..
– Не стоит ни за что прощать. Не плачь, иначе и я заплачу, – я обхватила её за плечи. – Я тоже сильно тебя люблю, – вздохнула я, – но мы обе взрослые женщины и знаем, что бессмертия не существует. Мой срок подходит к концу. Не считай меня бесчувственной.
– Нет, мама! Я не считаю. Мне тяжело расставаться с тобой.
– С завтрашнего дня твой мир немного изменится. Мне будет достаточно знать, что вы помните обо мне. Я начну писать тебе о своём прошлом. Мне будет казаться, что мы рядом, и я общаюсь с тобой.
– Твоей силе воли можно только позавидовать. Я понимаю, что в моём возрасте нужно быть рассудительней, но реву, будто десятилетняя.
– Я провожу вас поутру, – улыбнулась я.
– Хорошо. – Мадлен уже отпустила свои объятья и осторожно протирала слёзы. – Мама, я очень тебя люблю.
– И я тебя тоже.
– Спокойной ночи, – она коснулась губами моей щеки и ушла.
Настало утро. Я проводила Стернов до ворот, по очереди прижала к сердцу, поцеловала и пожелала всего наилучшего. Они гостили у меня неделю. Задерживать их больше не было возможности: в порту ждал корабль. Я помахала вслед их карете и медленно направилась к порогу.
Сегодня придётся остаться одной, а завтра ко мне приедет мой преданный друг. Он поживёт у меня столько, сколько посчитает нужным. Нам не будет скучно. Мы посвятим дни этой осени прогулкам на свежем воздухе, разговорам о современной и старой литературе и воспоминаниям нашей молодости. Уже сегодня я представляю, как он появится в воротах моего дома и, не торопясь, почтенно приблизится ко мне, опираясь на трость. Он поможет мне написать о себе, напомнит то, о чём я забыла, расскажет тебе, моя дорогая Мэдл, чего ты не знаешь.
Признаюсь: так трудно оттолкнуться для повествования от чего-то конкретного. Мне семьдесят пять, и кое-какие факты могут скомпрометировать меня перед тобою. Впрочем, когда жизнь уже заканчивается, бояться глупо. С чего же начать?.. Начну с того дня, когда…
I
…Раздался громкий гудок, и поезд, мчавший меня ещё полчаса назад среди бескрайних полей, остановился у перрона Лануана. Весна только начиналась, приветливо обнимая лучами солнца снежный покров земли, но на перроне её приход ощущался больше всего. Вокзальные голуби с опаской прогуливались под ногами прохожих, изредка взмывая к крыше. На брусчатку лениво капали сосульки.
Вместе с шумной толпой приезжих я сошла с поезда. Закончилось моё полуторагодово́е обучение в Турре, пришла пора возвратиться домой. Мне было девятнадцать лет. Теперь я, как подобает настоящей молодой леди, была образованной, имела довольно неплохие знания о музыке, литературе, живописи и могла самостоятельно организовать ведение домашнего хозяйства. Отныне я была готова к тому, чтобы выйти замуж и стать достойной опорой своему супругу. Судьба предоставляла мне такую возможность. Кроме семьи моего возвращения ждал ещё один человек. Мой любимый Эрих Эрдон. Сегодня он и мой брат, Шон, с нетерпением ожидали меня на перроне. Думаю, будет вполне справедливо рассказать сначала об Эрихе, несмотря на упоминание о моём брате.
