Букинистический магазин в Лондоне.
Входит мужчина средних лет в вязанном меланжево-желтом шарфе, обмотанном вокруг тонкой шеи. В очках. В руках кожаный дипломат. Поспешно осматривается.
Букинист стоит по другую сторону прилавка и разбирает вновь поступившие рукописи на аукцион. Лондонский букинист похож на бухгалтера, в техническом халате с калькулятором.
За окном – пейзаж с видом на Биг-Бен.
Площадка разделена на сегменты как песочные часы и периодически поворачивается.
Вадим Трабах. Могу поинтересоваться, что у вас есть примечательного в последних поступлениях?
Букинист. Вас интересует что-то конкретное или так, в общем. Могу предложить списки новых поступлений. Здесь тысячи наименований. Да, вы не спешите. Если хотите, что-то найти, обязательно найдете. Только не спешите. (Букинист предлагает обосноваться за столом в зале для посетителей.) Кроме списков лучше обратиться к сайтам владельцев раритетов, с которыми мы поддерживаем связь.
Вадим Трабах. Знаете, мне нужно поискать среди дневников и рукописей русских эмигрантов начала прошлого века.
Причем я очень стеснен во времени. Окажите любезность и любой труд будет вознагражден… (Коллекционер делает характерный жест, считая купюры.)
Букинист. Вы немного поздно пришли. Лучше с утра, но располагайтесь спокойно. У вас есть на примете особая личность или период?
Вадим Трабах. Да-да, поступили сведения, что в букинистической лавке Лондона всплыли дневники одесского скульптора Бориса Эдуардса. Ваша – наиболее известная в округе и ценится своими фондами. Слышали о таком?
Букинист. Нет, нет, молодой человек. Передо мной проходят тысячи имен в день, если и слышал или лучше сказать, видел, то и забыл.
Вадим Трабах. А жаль. Такой мастер. Такой скульптор (внимательно посмотрел поверх очков на букиниста)… а впрочем, за работу.
Он расположился в уютном зале с компьютерами на столах и стеллажами с коробками, наполненными уникальностями. Принялся внимательно изучать предоставленные букинистом книги с записями о документах, рукописях, редких фотографиях знаменитостей прошлого.
Звонок на мобильный телефон прервал.
Вадим Трабах. Переменился в лице. Слушает напряженно. Нет, нет. Я об этом не знаю. Нет, это не проверенные сведения. А как можно проверить то, что было в конце позапрошлого века…
В этом нет и не может быть своей и чужой дороги. О чем вы говорите?! Трубка на прощанье накаленно взрывалась угрозами в необходимости отставить поиски рукописи.
С утра следующего и других последующих дней Вадим Трабах приходит к букинисту. Коллекционер продолжает неустанный поиск в списках каталога.
Вадим Трабах. Сколько уже пересмотрено источников, увы, пока ничего из того, что мне нужно не попадается.
Букинист. Мне, это состояние знакомо. Нужно обладать огромным терпением. Нам это качество нужно непременно…
Ничем не могу помочь, молодой человек. Сам в поиске.
Вадим Трабах. На помощь не рассчитываю, иначе мог бы нанять кого-то. Мне хочется самому докопаться. Это удивляет, что сведения о таком выдающемся скульпторе известны узкому кругу лиц.
Недавно побывал в родном городе скульптора. В Одессе, знаете, у Черного моря город, построенный по указу императрицы Екатерины Великой.
Букинист. Кто не знает этот белый город у Черного моря.
Это город – европейского уровня. Его архитектура… О молодой человек, я многое повидал, но и там мне однажды удалось побывать. Незабываемо!
Ищите, обязательно найдете то, что вам нужно. Только ищите. Будет казаться, что уже ничего не получается, ларчик не открывается. Ничего. Дальше будет проще и обязательно найдете то, что необходимо. Только если… это есть в наличии.
Букинист усмехнулся с хитрецой, поднял указующий перст вверх, выдержал паузу и… засеменил в свое хранилище.
В одном из отсеков большого архива из недавних пополнений. Собралась публика из свободных посетителей, часто заходящих просто провести время в приятной обстановке, что не возбраняется при соблюдении правил безопасности.
Специальные службы проверяют людей, будто те попадают на взлетную площадку. Вадима заинтересовали стихи.
Вадим Трабах (читает, обратясь к публике. С пафосом. В этот день, к удивлению, здесь проходит собрание Русского клуба в Лондоне). Что за собрание русских в клубе без стихов?
…Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне
И ждешь, бессонная, чтоб важен и высок
Спокойной тяжестью – что может быть печальней
На веки чуткие спустился потолок.
Соломка звонкая, соломинка сухая,
Всю смерть ты выпила и сделалась нежней,
Сломалась милая соломка неживая,
Не Саломея, нет, соломинка скорей…
В моей крови живет декабрьская Лигейя,
Чья в саркофаге спит декабрьская любовь,
А та соломинка, быть может, Саломея,
Убита жалостью и не вернется вновь…
Как возвышенно звучит! Как думаете, кому принадлежат эти строки? (Молчание.) Я бы тоже не вспомнил. Но они пера Осипа Мандельштама. Тоже раритет.
А посвящены его возлюбленной Саломее Андрониковой. В историческом понимании умершей недавно. В 1982 году. Возможно появление документа здесь связано с Надеждой Мандельштам. Можно только предполагать.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru