Издать в свет книгу, содержащую в себе отчасти повествования, которые рассказывают в каждой харчевне, кажется, был бы труд довольно суетный, но я уповаю найти оправдание мое в следующем.
Романы и сказки были во все времена у всех народов; они оставили нам вернейшие начертания древних каждой страны народов и обыкновений и удостоились потому предания на письме, а в новейшие времена, у просвещеннейших народов, почтили оные собранием и изданием в печать. Помещенные в Парижской всеобщей вивлиофике романов повести о рыцарях не что иное, как сказки богатырские, и французская Bibliothèque Bleue содержит таковые ж сказки, каковые у нас рассказываются в простом народе. С 1778 года в Берлине также издается Вивлиофика романов, содержащая между прочими два отделения: романов древних немецких рыцарей и романов народных. Россия имеет также свои, но оные хранятся только в памяти; я заключил подражать издателям, прежде меня начавшим подобные предания, и издаю сии сказки русские с намерением сохранить сего рода наши древности и поощрить людей, имеющих время, собрать все оных множество, чтоб составить Вивлиофику русских романов.
Должно думать, что сии приключения богатырей русских имеют по себе отчасти дела бывшие, и если совсем не верить оным, то надлежит сумневаться и во всей древней истории, коя по большой части основана на оставшихся в памяти сказках; впрочем, читатели, если похотят, могут различить истину от баснословия, свойственного древнему обыкновению в повествованиях, в чем, однако, никто еще не успел.
Наконец, во удовольствие любителям сказок, включил я здесь таковые, которых никто еще не слыхивал и которые вышли на свет впервые в сей книге.
Мы опоздали выучиться грамоте и чрез то лишились сведения о славнейших наших русских ироях в древности, которых довольному числу надлежит быть в народе, прославившемся в свете своею храбростью, и которого науки состояли в одном только оружии и завоеваниях. Насильство времени истребило оные из памяти, так что не осталось нам известия, как только со времени великого князя Владимира Святославича Киевского и всея России. Монарх сей, устрашивши греков и варваров, прославился великолепием двора своего, расточением неисчетных сокровищ на огромные здания народные и государственные, на привлечение ученых людей и храбрых могучих богатырей, ибо он не уповал довольно награждать заслуги. Сие возвеличило славу его: сильнейшие богатыри стеклись к нему от всех стран славенских. Войски его учинились непобедимы и войны ужасны, понеже сражались и служили у него сильнейшие богатыри: Добрыня Никитич, Алеша Попович, Чурило Пленкович, Илья Муромец и дворянин Заолешанин. С их-то помощью побеждал он греков, поляков, ятвягов, косогов, радимичей, болгаров и херсонян. Но и удивительно ли государю премудрому и имеющему таковых богатырей покорять народов, хотя из них одни некогда и весь свет завоевали? Ибо в старину сражались не по-нынешнему: довольно тогда было одной силы и бодрости. Придет ли войско неприятелей от двух до трех сот тысяч – всякой монарх, не имеющий большего числа рати, должен откупаться златом либо покоряться, но не так со Владимиром! Он посылает лишь одного богатыря, и горе, горе наступающим! «Не вихри, не ветры в полях подымаются, не буйные крутят пыль черную: выезжает то сильный, могучий богатырь Добрыня Никитич (или иной кто-нибудь) на своем коне богатырском, с одним только своим Таропом-слугой[1]. На самом на нем доспехи ратные, позлащенные; на бедре его висит меч-кладенец в полтораста пуд; во правой руке копье булатное[2]; на коне сбруя красна золота; на руке висит шелковая плеть того ли шелку чемаханского. Он, завидевши силу поганую,[3] воскрикивает богатырским голосом, засвистывает молодецким посвистом; от того сыр-бор приклоняется и лист с древес опускается; он бьет коня по крутым бедрам; богатырский конь разъяряется, мечет из-под копыт по сенной копне, бежит в поля – земля дрожит, изо рта пламя пышет, из ноздрей дым столбом. Богатырь гонит силу поганую: где конем вернет, тамо улица; он копьем махнет, нету тысячи; а мечом хватит, гибнет тьма людей». Посему нет чудного, если из таковых великих воинств, наступавших на Россию, не спасалось ни души живой. Подобной несчетной силы, с каковыми в старину цари персидские наступали на Грецию, мало бы было, чтоб управиться с нею одному богатырю. Не нужно б было храбрым грекам терять жизнь свою, защищая Термопилы: довольно бы послать Чурилу Пленковича, и он, заслоня сей узкий путь щитом своим, поморил бы всех с досады, ибо сломить его было дело невозможное.
Жаль, что Александр убрался со света заблаговременно, не нужно бы ему опиваться вина до смерти: было б и без того кому унять его проказы: послать бы лишь Илью Муромца, он на коне своем поспел бы дней в пять в Индию, догнал бы его и за Гангесом и, второча бы его к седлу своему, как славного Соловья-разбойника, привез в славный Киев-град, где заставил бы его сухари толочь. Из всего сего видимо, что не было Владимиру нужды содержать миллион войска, как только для великолепия монаршего: с богатырями своими легко бы ему завоевать целый свет, если бы не удерживали его от того добродетели. Но как не в одной Русской земле были в сие время богатыри сильные, то и довольно было хлопот сему славному государю, но от коих избавился он чрез своих защитников, отборную поленицу удалую, как покажут то следующие повести богатырей его, перекрушивших всех исполинов, полканов и богатырей чуждых того времени[4].
Повесть о славном князе Владимире Киевском Солнышке Всеславьевиче и о сильном его могучем богатыре Добрыне Никитиче
Во время неверия Владимир имел множество жен, между которыми была у него болгарыня, именем Милолика, чрезвычайной красоты, как то можно усмотреть из описания о сей, ибо имела она «очи сокольи, брови собольи, походку павлиную, грудь лебединую, и прочая. – Довольно, что не было ее краше во всю землю Русскую, во всю колесницу поднебесную», и следственно, возлюбленнее для своего супруга. Она взята была в плен близ столичного города отечества своего Боогорда волжскими разбойниками во время прогуливания с своими мамками, няньками и сенными девушками и для великой красоты доставлена к Владимиру, который с первого взгляда толь заражен стал прелестьми ее, что предпочел ее всем женам своим и свободил всех 800 наложниц, заключаемых для него в Вышграде, чем и приобрел сердце гордой сей красавицы. Дни текли в совершенной радости; прешедшие победы принесли богатства; мир умножал изобилие; подданные любили своего государя, и сей обращал к ним все рачение и милость, ибо покой души его происходил от сердца, удовлетворенного любовью. С сего обстоятельства начинается повесть.