Я не историк. И не могу передать все события с той точностью, чтобы они считались истиной. Моя память – это всё, чем я располагаю, и с её помощью я могу рассказать о том, что видел своими глазами. Возможно, найдутся те, кто назовёт мой рассказ вымыслом. Но для кого-то, быть может, эта история станет ответом на многие вопросы о том, что происходит в наш безумный век.
…я никогда не забуду ту весну две тысячи тридцать второго года, даже если из моей головы извлекут мозгочип. Голод – вот, как одним словом можно назвать те ужасные события, последовавшие за катастрофой. Нынешнее поколение уже не поймёт: наши дети и внуки привыкли к безвкусной синтетической пище в тубах и пакетах, которую до сих пор можно достать только по продовольственной карточке. Они верят в Рационал – идеологию умеренности, сдержанности, спокойствия и довольствия малым. Пожалуй, не самые плохие ценности – во всяком случае, их прославляли ещё древние мыслители. Вот только воспоминания об изобилии, в котором жили когда-то люди, до сих пор мучают стариков вроде меня.
Помню, когда всё это началось, моя жена сказала: «Уезжать надо отсюда, Тал». Не дождалась моего ответа и рванулась за границу (тогда выезд еще был возможен). Ну а я что? Я остался в Москве, шумной и тревожной, как разорённый улей. Я только-только получил работу на Третьем уровне, дававшую мне кусок хлеба (тогда настоящий хлеб ещё был в продаже) и возможность платить за крышу над головой. Потерять всё это было равносильно самоубийству.
На Востоке шли войны за остатки нефти, которую пытались обменивать на продукты питания; в Европе кризис усугублялся огромными потоками мигрантов, сметавших всё на своём пути; США закрыли границы и пригрозили развязать ядерную войну; а в некоторых странах Африканского союза (я несколько раз читал об этом в новостях) официально разрешили каннибализм.
Это сейчас фраза: «в одночасье погиб весь урожай» вызывает смех – подумаешь, полил почву ксилофатом1, и можно вырастить всё, что угодно, хоть на голом камне. Тогда было не до шуток.
Всё произошло очень быстро. По всей Земле прошли аномально тёплые дожди, и уже на следующий день стал гибнуть урожай всех мировых хозяйств. Удивительно, что с растениями в закрытых теплицах произошло то же самое. И нигде не осталось и следа таинственных осадков: ни радиации, ни неизвестных науке ядовитых минералов – совсем ничего, будто померещилось.
В две тысячи тридцать втором году в Москве погибла треть населения. Это были, в основном, жители Первого и Второго уровней – дешёвая рабочая сила, чьи пайковые нормы были такими низкими, что их едва хватало на одного; а ведь у многих в то время даже не было мозгочипов и, соответственно, работы, дававшей право доставать еду на каждый день.
Вместе с голодом в города пришли болезни. Большая часть лекарственных растений была уничтожена, поэтому медицина, фактически, прекратила своё существование. Несколько моих знакомых умерло от банального гриппа, который нечем было вылечить.
До сих пор никто не смог ответить на вопрос, почему исчезли только культурные растения. Многие склонны считать, что это был чей-то план по стиранию всего, что вырастил для себя человек. Они также думают, что нам дали шанс: в тридцатые годы уже активно развивались технологии белкового синтеза, и на многих прилавках можно было найти искусственную пищу. С её помощью мы и выжили, пусть и понесли огромные потери. Учёные всех стран работали не покладая рук, в авральном режиме тестируя всё новые инновации.
В две тысячи тридцать пятом году пришло облегчение. В магазинах больше не было перебоев с синтезированной пищей. Постепенно вернулись лекарства, составляющие которых стали выращивать в отдельных лабораториях. В новостях становилось всё меньше сообщений о голодных смертях и массовых волнениях.
А потом началась перестройка. Сначала мы толком не поняли, откуда взялись все эти гигантские краны, которые начали с огромной скоростью возводить рядом с домами чудовищных размеров высотные конструкции, заслонившие собой небо. Начались новые волнения. Люди пытались помешать строительству, но в дело вмешались армия и полиция. По всей сети стали появляться сообщения и гипно-ролики о том, что человечество вступает в новую эру. Отныне люди не должны вредить Земле – вырубать леса, истреблять животных, загрязнять моря и реки – иначе в следующей катастрофе погибнут все. Наш образ жизни должен кардинально поменяться. Теперь население будет концентрироваться в крупных городах, которые значительно вырастут вверх, чтобы принять новых жителей. Пригороды должны быть очищены от всех построек, на их месте будут возведены фермы искусственного синтеза, которые не будут контактировать с окружающей средой. Все водоёмы подвергнутся очистке. Будут высажены новые леса, а радиоактивные свалки отправятся в космос с дальнейшей ликвидацией. Все эти меры будут действовать до тех пор, пока планета не избавится от последствий человеческой деятельности. «Помните, – так заканчивалось каждое сообщение, – Рационал – это дорога к светлому будущему».
С тех пор прошло тридцать лет. Сказать, что мир изменился, – значит, ничего не сказать. Многое было сделано за прошедшие годы, но последствия Голода, унёсшего столько жизней, до сих пор сказываются на нашем существовании.
Меня зовут Анатолий Таллинский, и я – самый известный человек на планете Земля. Как я дошёл до жизни такой? – спросите вы. Что ж, вот вам моя история, которая произошла после выше перечисленных событий.
Looking down on empty streets, all she can see are the dreams
All made solid
Are the dreams all made real
All the buildings, all of those cars
Were once just a dream in somebody`s head
(Peter Gabreiel, Mercy Street)2
Тал
– Документация на один-девять-шестьдесят пять. Папки на два- и три-девять. Доступ.
– Доступ разрешён.
Зеленоватые строчки быстро-быстро мелькали на виртуальном экране. Я сканировал их на наличие ошибок. Отчёты должны были быть чистыми, потому что малейшая неточность могла стоить нашей компании больших убытков. Ага, вот оно!
– Есть. Код девять-икс-семь-альфа. Вместо единицы должен быть ноль.
– Спасибо, Тал. Теперь всё рационально.
Я перевёл ви-очки в ждущий режим. Протёр глаза под прозрачным щитком, помассировал шею и виски, заодно проверив, не отходят ли контакты внешнего блока памяти (иногда в мягких присосках пересыхал гель). Контакты были в порядке. Напротив меня, расположившись в жёстком грави-кресле, почти в горизонтальном положении, сидела Юлия, деловито щёлкавшая пальцами по прозрачному экрану пластопа, закреплённого перед ней на эластичной сетке. Щиток на лице девушки был опущен, поэтому я не видел её глаз, однако было ясно, что всё внимание Юлии направлено на один из амбулаториев, где проходило сразу десять процедур по омоложению. По её идеально ровным ногтям пробегали радужные полосы, и я невольно загляделся на них: ох уж этот интерактивный маникюр! С тех пор, как изобрели «умное» кристаллическое напыление, его используют, где ни попадя.
