Вопрос существования истории как науки (по сути, должно звучать: историология) является достаточно дискуссионным. Многие профессионалы склоняются к мысли, что в истории вообще нет никакой логики и если можно говорить о некоторой степени научности, так только в части описательной, – т.е. историографии. Такой подход открывает широкие ворота для самых разных спекуляций на исторические темы. Действительно, поскольку предмет описательный, то для упорядочения фактов применима любая удобная схема по вкусу историка. Например, по правлению царей или династий, или по хронологии войн и т. д.
Но это касается последних исторических эпох, так или иначе освещенных в литературе. Более отдаленные от нас периоды обычно классифицируются сугубо материаловедчески: эпоха бронзы, эпоха железа и т. п.
Некоторые достаточно популярные исследователи (Гумилев, например) выводят исторические закономерности из наличия неких временных циклов в череде событий. Безусловно, эти наблюдения имеют высокую ценность, но причины процессов и явлений здесь приобретают некоторый оккультный оттенок. Возможно, мы еще не доросли до понимания некоего сокровенного знания и лишь потому такие конструкции не вписываются в логику современной общепринятой науки. Что ж, современный научный метод начинается всего лишь с эпохи Возрождения и, отличаясь свойственной юному возрасту дерзостью, вероятно, бесконечно наивен с точки зрения традиций, уходящих корнями в тысячелетия.
Среди различных научных школ второй половины ушедшего тысячелетия явно научным подходом оперировал марксизм, увидевший причинно-следственные отношения в производственно-экономической сфере. Это позволило создать некоторую систему отсчета, в которой кажущийся исторический хаос событий стал выстраиваться в определенные закономерности. Можно бесконечно ругать марксизм за его несовершенство, но он сыграл уже свою роль, благодаря которой здание истории как науки приобрело какие-то, хотя и смутные, очертания, а мировое сообщество вышло на новый уровень взаимоотношений.
В принципе, любая модель, в том числе и марксистская, имеет ограниченную область применения. Наиболее выпукло это заметно в естествознании, история которого показывает преемственность модельных подходов, когда более общая гипотеза включает предыдущую как частный случай. Вероятно, что ограниченность историологии марксизма происходит из некорректности распространения частных социальных закономерностей отдельной эпохи и в относительно узкой области человеческих отношений на весь исторический процесс.
Отрицание объективно закономерного хода исторических процессов является достаточно опасной тенденцией, о чем в свое время предупреждал еще И. Ньютон, говоря о фальсификации античной истории. В более поздние времена история не раз переписывалась в угоду отдельных династийных и корпоративных групп. Не составляют исключения и последние десятилетия, когда вольность историографического подхода широко используется в достижении целей национализма, шовинизма и религиозного фундаментализма. Последний термин, хотя и распространен, но явно неудачен, поскольку речь идет чаще об ортодоксальном фанатизме.
Интеграция мировых хозяйственных и культурных систем в единый организм, стремительно происходящая на наших глазах, с легкой руки С. Лема называется глобализацией. В сути своей этот процесс есть ни что иное, как создание единого (коммунального) хозяйства, возникновение которого как неизбежности предсказывал марксизм. Мировоззрение 20 века отказалось от механистического однозначного представления причинно-следственных связей, на принципах которого только и могла быть создана марксистская теория, поскольку она естественное дитя своего времени.
